И Инна, конечно, нехотя покачала головой:
– Ладно уж, оставайся, с братом тебя познакомлю. Только давай без твоих штучек.
– Каких еще штучек? – притворно изумилась Вероника.
– Сама знаешь каких, – отрезала Инна. – Учти, он глубоко женат, детей целый выводок. Мать говорила, порядочный до отвращения.
– Ха, – усмехнулась Вероника. – Все они женаты. Кому это когда-нибудь мешало?
– У тебя контингент специфический, ты по нему не суди, – с легкой брезгливостью отбрила Инна.
Веронику ее слова покоробили. Вот, значит, как, дорогая подруга? Полагаешь, мои чары только на кобелей подзаборных, изношенных действуют? А порядочным противно будет? Ладно, поглядим…
Она подхватила бутылку, разлила коньяк и придвинула Инне рюмку.
– Давай, что ли, аперитив? Чего так сидеть?
Рюмки дрогнули, встретившись над накрытым столом. Инна лихо опрокинула пятьдесят грамм, по мужски, не поморщившись. Вероника лишь пригубила свою порцию и продолжила, как бы лениво, скучающим голосом:
– Так ты думаешь, я твоему стоическому брату не понравлюсь? А я вот могу поспорить, что, если захочу, он в первую же ночь забудет про свою обожаемую супружницу.
– У тебя самооценка зашкаливает, – хмыкнула Инна.
Коньяк сделал уже свое дело. Лицо Инны, еще недавно напряженное, нахмуренное, разгладилось, в серых глазах засверкали теплые искорки. Она опустилась в кресло и полулежала, откинувшись на спинку, поигрывая поясом нарядного платья.
– Да нет же, это ты меня недооцениваешь, – уверенно заявила Вероника. – Так что, спорим? На бутылку коньяку!
– Пф-ф, ну спорим, подумаешь, – равнодушно дернула плечами Инна.
– Вот и отлично! Выпьем!
Вероника снова плеснула подруге до краев. Та, продолжая скептически усмехаться, снова залпом выпила налитое.
«Что-то быстро ее сегодня унесло, – заметила Ника. – Обычно квасит, как мужик, и хоть бы хны. Наверно, элениума своего любимого долбанула на нервной почве и забыла. Че ж ее трясет-то так, что там за брат такой?»
В этот момент в прихожей тренькнул звонок. Три раза – к Инне.
Инна метнулась в прихожую и вскоре вернулась вместе с рослым плечистым мужиком. Этот ее двоюродный брат напоминал былинного богатыря, все в его фигуре было большим, массивным – мощная шея, спина, на которой, казалось, можно рисовать, сильные руки, тяжелые кулаки. Когда опускался на стул, Вероника невольно зажмурилась – казалось, хлипкая советская конструкция треснет под тяжестью этого Микулы Селяниновича.
Инна, едва заметная теперь за спиной брата, нервно откашлялась и представила:
– Ника, это мой брат Володя. Вова, это Вероника, соседка. Она ненадолго зашла, скоро уходит.
– Ну почему, ради интересного знакомства я могу и задержаться, – лучезарно улыбнулась Вероника.
Володя поздоровался, смущенно улыбаясь, и Ника умилилась про себя – этакая громадина, а застенчивый, как мальчишка. Сели к столу. Инна задавала какие-то дежурные вопросы – как доехал, как устроился. Володя коротко отвечал – все благополучно, дали комнату в офицерском общежитии. Инна избегала смотреть ему в глаза, разговаривая, не поднимала взгляда от тарелки, зато, когда Володя говорил с Вероникой, бросала на него исподтишка короткие пристальные взгляды. Володя же, несмотря на явную неловкость, изо всех сил старался держаться весело и дружелюбно. Ел с аппетитом, по-мужски сосредоточенно. Нике нравилось смотреть, как он уплетает приготовленные ею яства.
– Как родители? – не слишком заинтересованно осведомилась Инна. – Все живы-здоровы?
– Хорошо, спасибо, – радостно отозвался Володя. – Мама вот передала вам подарки, сувениры.
Он протянул Инне пухлый сверток. Та приняла его брезгливо, посмотрела с опаской, словно ожидала, что из-под бурой оберточной бумаги вот-вот проклюнется змеиная головка, и отложила в сторону, не разворачивая.
– Даже так, – хмыкнула она. – Я думала, она тебя проклянет, если узнает о нашей встрече. Лишит родительского благословения. – Она коротко взмахнула рукой, вилка вылетела из пальцев и звонко брякнула по тарелке.
Вероника навострила уши. Так тут, выходит, какой-то давний семейный конфликт? Володя залился багровой краской, краснел он тоже как ребенок, пунцовел от шеи до кончиков ушей.
– Ну что ты, Инночка, мама очень тепло всегда о тебе отзывается, твердит, какая ты деловая и успешная. А прошлое давно забыто, мы и не вспоминаем. Сто лет ведь прошло.
– Да, у некоторых короткая память, – с сухим смешком съязвила Инна.
– Послушай, – Владимир сердито скомкал салфетку, отбросил ее в сторону. – Мне давно осточертела эта кровная вражда. Полродни не общается из-за какой-то древней забытой истории. Я для того и пришел, чтобы покончить со всем этим. Но если тебе неприятно, я сейчас же уйду и больше никогда…
– Почему же, мне очень приятно, – перебила Инна. В голосе ее звякнули истерические нотки. – Очень приятно узнать, что все это древняя забытая история.
Оба они раскраснелись, дышали тяжело и выплевывали едкие слова, глядя друг на друга почти с ненавистью. Вероника решила, что пришла пора вмешаться.
– Товарищи, товарищи дорогие, вы чего это? – звонко защебетала она, поспешно разливая по рюмкам коньяк. – Спорите, ссоритесь, как неродные. А ну-ка, давайте за мир и дружбу!
Она почти вложила рюмку в Иннины ледяные пальцы, пододвинула разлитый коньяк и Володе и сама первая радостно чокнулась с обоими. Владимир, все еще напряженный, выпил и, чуть отодвинувшись от стола, молча смотрел в пол. Инна зачем-то старательно помешивала ложечкой в пустом бокале. Вероника поднялась из-за стола.
– Ну что же, пора горячее подавать? Ин, ты сиди отдыхай, я сама справлюсь. А вы, Владимир, пойдемте со мной, поможете тарелки донести. Я вас тут наедине не оставлю, а то еще поубиваете друг друга, а я потом отвечай, – она серебристо рассмеялась и, ухватив Володю под локоть, повлекла его в коридор.
В кухне было темно и тихо, сосед-пенсионер уже видел десятые сны. Вероника, приложив палец к губам, попросила не шуметь, затем нагнулась к духовке, позаботившись о том, чтобы платье красиво обтянуло плавные изгибы ее тела, озабоченно потыкала мясо, вынесла вердикт:
– Ну, тут все готово, можно подавать.
Затем отошла к раковине, включила воду и объявила:
– Я буду мыть посуду, а вы, Владимир, вытирайте. Полотенце вот там на крючке возьмите, видите, желтое, с петухом?
Она аккуратно мыла тарелки, передавая их Володе и легко касалась его руки быстрыми мокрыми пальцами.
– Вы, Владимир, не расстраивайтесь, – ласково уговаривала она. – У Инны характер такой вздорный – начальница же, слова ей поперек не скажи. Я сама ее побаиваюсь иногда. А вы с дороги устали, наверно, вам бы полежать сейчас, а не отношения семейные выяснять, правда? – она взглянула на него и тепло, понимающе улыбнулась. – Так вы не думайте, что мы все тут в Москве грымзы бесчувственные, просто у нас жизнь такая, нервная. А вот я почти что тунеядка, на полставки работаю, так что у меня на все времени хватает – и выслушать, и понять.
