Мне стало не так одиноко, когда я наняла нескольких служанок – двоих для уборки и стирки и двоих для работы на кухне: пожилую женщину по имени Клара и в помощь ей Жюли, девушку лет двадцати, недавно приехавшую из деревушки в Бургундии около Дижона. Я слышала, как Жюли говорила одной из других служанок, что никогда не видела евреев раньше, но это меня не задело. Она прожила всю жизнь на ферме и, по-видимому, вообще мало что видела в жизни. С появлением служанок квартира наполнилась их оживленной болтовней и аппетитными запахами готовящихся блюд. Как-то раз Жюли приготовила цыпленка, фаршированного каштанами, и это блюдо оказалось, пожалуй, самым вкусным, что я когда-либо ела. Я вспомнила, как давным-давно мы с Жестиной читали поваренную книгу и как нам хотелось попробовать разные незнакомые блюда. Молодая помощница оказалась более искусным поваром, чем пожилая кухарка. Она готовила изумительные яблочные тартинки и необыкновенное яблочное пюре. У ее семьи был фруктовый сад, и Жюли считала, что яблоки – это дар Божий. Правда, это был не наш Бог, а их, который преследовал наших людей, заставляя кочевать из страны в страну. Предки моего мужа спасались бегством почти триста лет. Служанке я этого, конечно, не сказала, но вспомнила о яблоне, нашей тезке, с поврежденной корой и горькими плодами, растущей в нашем дворе на Сент-Томасе. Мне было страшно, уж не навлекла ли я на себя проклятие, оставив ее там. Возможно, это судьба послала мне в служанки именно ту девушку, которая могла угощать меня яблоками из Дижона.
Мои муж и сын приехали в конце ноября, и почти сразу после этого Дельфина умерла. Это был уже третий ребенок, которого я потеряла. Еврейское кладбище находилось в Пасси, земля там была холодная и твердая. Листья не сыпались с деревьев, птицы не пели, красные цветы не росли, земля была покрыта льдом. Пришлось нанять раввина и платных плакальщиков, потому что отпевать умершую должны были десять человек, а членов семьи не хватало: некоторые родственники Фредерика были недовольны тем, что он оставил все дела на Сент-Томасе в руках Энрике. Единственными, кто пришел к нам на поминальный ужин, были Жестина с Лидией и ее семья. На следующий же день я велела служанкам сжечь постельное белье моей дочери и приготовить комнату для сына. Пришла Жестина, мы с ней заперли дверь комнаты Дельфины, сожгли травы на керамическом блюде, а затем раскрыли окна, чтобы дух моей ласковой дочери-красавицы улетел. За окном рос конский каштан, чьи листья в это время уже облетели, но он вполне мог послужить пристанищем для духа Дельфины, если бы тот пожелал там задержаться.
Квартира была такая большая, что Камиль мог бы жить с нами вечно. Однако он не был рад, когда Фредерик сказал ему, что будет оплачивать его занятия и что он может вселиться в комнату Дельфины. Камиль был уже взрослым двадцатипятилетним мужчиной и не хотел, чтобы его опекали. Возможно, он полагал, что художники должны жить в палатках в Булонском лесу или ночевать в переулках. Он поселился в нашей квартире, но не участвовал в нашей жизни. Обед подавали в семь часов ежедневно, однако Камиля никогда не было за столом. Он питался в кафе и приходил домой уже после того, как мы ложились спать. Наверное, он презирал нас, считая торгашами. Иногда он был измазан краской, и горничной приходилось соскребать с ковра в коридоре киноварь или фиолетовую краску после того, как Камиль прошелся по нему. Он начал работать помощником у художника Антона Мельби, брата того рыжего дьявола, которого я изгнала с Сент-Томаса. Мне пришлось заплатить за это полицейским довольно крупную сумму, и все это было впустую, потому что вопреки моим стараниям Камиль последовал за дьяволом в Венесуэлу. Он всегда поступал так, как хотел.
Однажды вечером, вернувшись домой от Коэнов, я стала свидетельницей ссоры между моим мужем и сыном. Я никогда не слышала, чтобы они разговаривали друг с другом на таких повышенных тонах и с таким гневом. Камиль называл меня холодной и бессердечной, а Фредерик защищал меня. Они не видели меня, так как я остановилась в прихожей, не сняв накидки и перчаток и не зная, как поступить. В это время наша молодая служанка из Бургундии зашла в гостиную, где находились мужчины, и принесла им чай с пирогом. Она вошла, не постучавшись, как будто это был ее собственный дом.
– Это очень любезно с вашей стороны, – произнес Фредерик. Судя по его тону, он был смущен тем, что служанка застала их за столь интимным разговором.
– Спасибо, не надо за нами ухаживать, – сказал Камиль, когда служанка стала разливать чай.
– Ну как же, я должна, – возразила она. – А вы должны взять себе большой кусок пирога.
По-видимому, это был пирог с яблоками из их семейного сада, которые она привезла из своей поездки к родителям. Я уже знала, что они были фермерами католического вероисповедания, прочно привязанными к земле. До приезда в Пасси девушка работала на семейной ферме и виноградниках. Она знала, как уладить конфликт в семье, и явно умела разговаривать с рассерженными мужчинами. Когда во время бури с проливным дождем протек потолок на кухне и вода затопила помещение, она ловко убрала ее и взялась за обновление потолка. Зайдя на кухню, я застала ее за этой работой. Мел сыпался на нее, словно снег в пургу.
– Зима наступила! – воскликнула она весело, и я действительно ощутила холодок, пробежавший по моей спине. Очевидно, я уже тогда предчувствовала, что нас ожидает. Жюли была на восемь лет младше моего сына, но казалась более взрослой, чем он. У нее были умелые руки и прямой взгляд. На ее работу нельзя было пожаловаться, а ее яблочный пирог был безупречен – как и знание того, в какой момент его надо подать. Ссора между отцом и сыном прекратилась.
Мой сын поднял голову, чтобы поблагодарить Жюли, и было видно, что он попался на крючок. Он встречал эту девушку в доме бессчетное количество раз, но сейчас увидел ее в новом свете. Возможно, он почувствовал то же, что и я, когда ощутила холодок на спине. Снег, покой, чистоту. На ней было черное платье и белый чепчик, а глаза у нее были точно такого голубого цвета, который отпугивает нечистую силу. Красивой ее нельзя было назвать, но в ней чувствовалась безмятежная уверенность в своих силах. На лице моего сына я заметила такое же выражение, какое было у Фредерика, когда он впервые увидел меня. Он был похож на рыбу, попавшую в сети, которой не хватает воздуха, однако и освободиться она не хочет. Так это всегда и происходит – либо случайно, либо по воле судьбы, либо по вашему желанию, либо против него, – но только вы не можете отвести взгляд от того, что вас заворожило.
После этого случая Камиль стал искать встреч с моей служанкой. Прошло немного времени, и он уже сидел на кухне, пока она готовила обед, как сидел в детстве на кухне мадам Галеви, в дом которой его тянуло, словно это было самое интересное место на свете. Он до сих пор носил на пальце ее золотое кольцо, и как-то я увидела, что он крутит его, разговаривая с Жюли. А однажды я заметила блеск кольца в полутьме коридора, где Камиль что-то шептал Жюли, обняв ее за талию. Я постаралась нарушить их уединение. Однажды Жюли пришла ко мне в комнату, когда я читала.
– Вы что-то хотели? – спросила я.
Она посмотрела на меня, и было ясно, чего она хотела.
