– Не стоит, – отозвалась Лидия. – Бог с ней.
Она постояла у выходившего в сад французского окна, пока Анри просматривал бумаги в столе отца. Вечером, ложась спать, Лидия почувствовала запах горелого. Она спустилась по лестнице, устланной красным восточным ковром. Анри на кухне жег бумаги в большом медном тазу, открыв окно, чтобы дым выветривался. По дому гулял ветер. Лидии показалось, что дым имеет синий оттенок.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Он писал стихи, – ответил Анри. – Какой-то женщине. Ничего интересного. Я решил, что ты не захочешь их читать.
Лидия велела ему остановиться и взяла листки, которые не успели сгореть. Зайдя в буфетную, небольшое обшитое деревянными панелями помещение, где они хранили муку и специи, она села на табурет и прочла все стихи. У нее было такое ощущение, будто она наглоталась камней. Было ясно, что отец любил какую-то женщину. Он сравнивал ее с красным цветком и со звездой на небе, называл ее женщиной, которая плавает с черепахами и никогда не отпустит его от себя, но ему и не нужна свобода, ему никогда не нужно было ничего, кроме нее.
Все следующие дни Лидия пыталась оживить воспоминания раннего детства, но они были смутными и отрывочными, лучше помнились школьные уроки, балы, обеды и встреча с Анри, осветившая всю ее жизнь. Однако в ее снах стали мелькать новые, незнакомые образы, которые стояли у нее перед глазами и после того, как она просыпалась, – поля с высокой желтой травой, пруд с рыбками, звук морского прибоя, склон холма, покрытый красными цветами, а также ее дочери с серебряными глазами и преследовавший ее юноша в черном пальто. Она спросила служанку, не замечала ли она, гуляя с детьми в парке, что кто-то следит за ними.
– Ох да, вот уж два года, как это длится, – призналась та. – Я не говорила вам, чтобы не расстраивать. Я прогоняла его, но он продолжал появляться и даже имел наглость дважды подходить к дверям дома. Я выругала его, тогда он стал приходить к черному ходу, словно слуга, и извинялся за то, что явился с парадного, и за то, что ходит за нами.
– Но что ему надо? – спросила Лидия. У нее по спине пробежал холодок, но не от страха, а от какого-то странного возбуждения.
Служанка пожала плечами:
– Я не слушала, что он говорит. Это было бы неприлично. Он нервничал и смущался, но продолжал приходить, пока однажды я не вышла к нему с молотком в руке. С тех пор я его не видела.
Лидия не знала, что делать с этим таинственным юношей и что думать. Было ясно только, что он уже давно чего-то от них хочет. И однажды, когда Анри задержался на работе, а она ужинала без него с детьми, она вдруг сообразила, как ей поступить. Нужно было поменяться с этим юношей ролями и выследить его. Когда он будет уходить от них, она последует за ним, как тень. Лидия почувствовала прилив энергии, словно проснулась от спячки и взяла свою жизнь в свои руки. Она несколько часов играла с дочерями в прятки, что было своего рода репетицией поисков незнакомца. К концу вечера не осталось ни одного уголка в доме, где она не могла бы найти прячущихся детей, она отыскивала их в погребе, на кухне, в ящиках комода. Она была полна решимости с таким же успехом найти и молодого человека в черном пальто.
Ей сразу повезло: в пятницу вечером она увидела его в синагоге. Возможно, он часто там бывал, а она его не замечала, потому что мужчины и женщины молились отдельно. Сердце ее забилось чаще. Она сказала свекрови, что у нее разболелась голова и ей надо подышать свежим воздухом, и оставила детей на попечение мадам Коэн. Выйдя из синагоги, она направилась в сторону дома, зная, что юноша последует за ней. И действительно, она чувствовала позади его неуверенную походку, нервное присутствие, которое она воспринимала как что-то знакомое и успокаивающее, словно это ее прошлое следовало за ней. Войдя в свой дом, она стала следить за юношей из окна. Он собрался уходить, думая, что Лидия больше не выйдет, а она, тихо ступая, сразу вернулась в сад, надев шерстяную накидку. Воздух был холодным и оставлял на губах ощущение сладости, словно пропитался патокой. Скользя по булыжной мостовой, мокрой после дождя, Лидия тащилась в темноте за молодым человеком почти полчаса. Она чувствовала, что заблудилась, и уже хотела повернуть обратно, когда он зашел в высокий кирпичный дом, находившийся в том же еврейском квартале. Как раз в это время мимо проходил один из соседей. Лидия спросила, кто живет в этом доме, и он ответил, что семья Пиццаро.
Она запомнила это имя и пошла домой. В эту ночь ей приснилось болото, по которому бродили крупные птицы, чьи перья были такой же окраски, как у чирка. Они вышагивали с достоинством, словно были не птицами, а особами королевской крови. Лидия проснулась в поту. Рядом спал муж, за окном сияли звезды, в спальне было прохладно, а она изнемогала от жары. И она помнила также, что глядела сквозь щели между планками крыльца на плещущие морские волны.
Она написала записку хозяйке дома, в которой представилась ей, отправила с запиской служанку и получила в ответ приглашение на чай. Она не сказала Анри об этом приглашении. Мадам Пиццаро приняла ее сердечно. В ее большой семье было много детей, живших как вместе с ней, так и по другим адресам. Члены семьи были потомками выходцев из Испании. Лидия привела вполне правдоподобную причину своего визита: у нее подрастали дети, и она хотела расширить круг знакомых и принимать более активное участие в деятельности синагоги. Ей говорили, что мадам Пиццаро может познакомить ее кое с кем из женщин конгрегации. Мадам Пиццаро, рассмеявшись, ответила, что у нее самой нет времени активно участвовать в делах синагоги, так как подрастающих детей и у них в семье хватает; среди них есть ее племянник, который учится в художественном училище, а живет у нее, хотя часто навещает дедушку и бабушку, Иосифа и Анн Фелисите Пиццаро. Их сын, отец мальчика, управляет семейным бизнесом на острове Сент-Томас.
При упоминании Сент-Томаса сердце Лидии забилось сильнее.
– Как интересно! – сказала она. – Я ведь родилась на Сент-Томасе, когда мои родители останавливались там во время путешествия.
Мадам Пиццаро рассказала, что ее племянник приехал в Париж в двенадцать лет, чтобы учиться в академии Савари, известного мастера живописи и рисования, а в конце года должен вернуться на Сент-Томас. Успешно проучившись в академии несколько лет, он стал замечательным художником. Сначала родные не слишком поощряли его стремление овладеть этой неблагодарной профессией, было бы гораздо лучше, если бы он занялся бизнесом, тем более что и его родители этого хотели. Но учитель племянника был в восторге от его таланта – по его словам, просто необычайного. Мальчик подарил дяде с тетей свою небольшую картину маслом, они повесили ее на стену и гордятся ею.
– Все думают, что это купленная нами картина какого-нибудь известного художника, а мы держим в секрете, что ее написал наш племянник. Он любит разыгрывать людей, и нам это тоже нравится. Мы уверены, что когда-нибудь он станет знаменит.
Лидия подошла к картине, чтобы разглядеть ее как следует. Картина в легкой позолоченной раме, казалось, излучала свет. На ней женщина несла корзину с бельем к дому на сваях, позади нее простиралось бирюзовое море. Выражение у женщины было безмятежное. Лидия не могла оторваться от картины и была согласна с теми, кто считал ее работой мастера.
