Что касается этого красивого мужчины, Фредерика Пиццаро, то он после столь многообещающего начала в качестве члена конгрегации тоже стал очень неприветлив. Он не пропускал ни одной утренней или вечерней службы, но пресекал все попытки завести с ним дружбу и отклонял приглашения на обеды и различные общественные мероприятия, даже если они исходили от наиболее достойных дам религиозного сестринства. Было немало девушек, желавших познакомиться с ним поближе, и молодых женщин, проявлявших к нему несомненный интерес. Одна из них, Мария Мендес, была особенно настойчива и стала ежедневно появляться возле магазина в своих лучших нарядах. Она была красивой девушкой девятнадцати лет, но Фредерик обращался с ней как с ребенком.
– Прошу прощения, – сказал он ей, заметив, что она следует за ним по пятам, – но я слишком занят, чтобы уделять внимание чему-либо, помимо работы.
Она не сдалась, полагая, что все мужчины ссылаются на занятость, пока не удается их заинтересовать, и продолжала приходить на то же место и ждать, чтобы он изменил свое мнение. Но однажды открылось окно на втором этаже, и на нее был вылит целый кувшин воды. Мария посмотрела наверх, отплевываясь, и хотя окно захлопнули и обидчика не было видно, она утверждала впоследствии, что заметила вдову. Рахиль Помье Пети – это паук, говорила она, который расставил сети, чтобы удерживать в них других женщин и не допустить их к месье Пиццаро. Хотя Фредерик избегал общества, его репутация не пострадала, его считали цельной личностью, ежедневно воздающей почести Богу. После работы он уединялся в своей комнате; интересы его носили по преимуществу интеллектуальный характер. Он много читал; он обучал детей семейства Пети математике. Его часто видели в их обществе, и они не просто привыкли к нему, но держались с ним как с опытным старшим братом. Покончив с уроками, он водил их на набережную ловить рыбу. Он любил бегать, получал от этого удовольствие, и мальчики часто бегали вместе с ним по улицам. Во всем этом не было ничего неподобающего, и все же некоторые члены конгрегации считали, что присутствие Пиццаро в доме вдовы неприлично. Ему надо жениться, завести свою семью и свой дом. Он уже достаточно помог ей.
Как-то темной ночью один из членов конгрегации проходил мимо магазина Пети, и это привело к кардинальным переменам. Это был молодой человек, двоюродный брат мадам Жобар. Произошло ли это случайно или было сделано умышленно, только он заметил женщину в окне Фредерика Пиццаро. Шторы были задернуты, но он вполне отчетливо видел обнаженную женщину в постели. Это оказалось возможным потому, что любопытный молодой человек подкрался к самому окну и спрятался за кустом бугенвиллеи, откуда были слышны страстные женские стоны. Сообщая об этом впоследствии, он забыл упомянуть, что слегка раздвинул шторы, чтобы лучше видеть, благо окно было открыто. И он увидел, что это была вдова Исаака Пети. Вопреки бытующему мнению о ее холодности, она проявляла очень горячие чувства по отношению к своему молодому племяннику, который предоставил в ее распоряжение не только дом, но и свою постель.
Эта скандальная новость облетела весь город, как ангел смерти накануне Пасхи. Она проникала в дома подобно красному туману, вползающему в окна и спускающемуся по печным трубам. После этого Рахиль Пети могла не бояться, что невзначай столкнется с кем-нибудь, идя по улице, люди сторонились ее. Земля должна была гореть под ее ногами, потому что она совершила страшный грех, с точки зрения их веры, и они предпочитали перейти на другую сторону улицы, как делали, встречаясь с Натаном Леви и его женой-африканкой. Эти слухи еще не достигли дома Пети, и любовники думали, что никто не знает об их связи. За обеденным столом в присутствии детей они старались не сидеть слишком близко друг к другу, но по ночам, когда все спали, они не только задергивали шторы, но и стали закрывать и запирать ставни, как делают при приближении бури. Возможно, они чувствовали, что за ними следят.
Однажды две дамы из конгрегации, давние подруги матери Рахиль, пригласили ее на чай. Она отклонила приглашение, поблагодарив их запиской и сославшись на занятость. У нее куча детей, магазин и прочие обязанности, так что она сожалеет, но прийти не может. Однако недостаток времени был не единственной причиной ее отказа, и обе дамы это знали. Они хотели обсудить расползающиеся слухи, породившие разногласия в обществе и угрожавшие тем, что европейская метрополия вмешается в дела их конгрегации. Они считали необходимым напомнить Рахиль о ее долге перед памятью матери и потому сами пришли к ней. Дождавшись около магазина момента, когда Рахиль вышла, держа на руках младшего сына, Исаака, родившегося уже после смерти отца, и в сопровождении еще двух малышей, дамы последовали за ней, чтобы провести с ней нравоучительную беседу, как с какой-нибудь уличной девкой. Обе дамы, мадам Галеви и мадам Жобар, были самыми близкими подругами Сары Помье, заходили к ней в гости почти каждую неделю и присутствовали как на свадьбе Рахиль, так и на похоронах ее родителей. На похоронах Исаака Пети они тоже были и обратили внимание на то, что вдова не плакала. Тем не менее они прислали служанок с корзинами провизии для детей и черными траурными нарядами для Рахиль, которая предпочитала ходить в одном и том же черном платье. А теперь на ней было нарядное зеленое платье, совершенно неподобающее женщине, чей муж умер меньше года назад.
– Многие женщины находятся в исступлении, потеряв мужа, – сказала мадам Галеви. – Они не могут прийти в себя месяцами, если не годами. И мадам Жобар, и я – вдовы. Мы понимаем ваше горе. – Взглянув пристально в глаза Рахиль, она добавила: – Если у вас горе.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила Рахиль, которой было любопытно, насколько далеко может зайти мадам Галеви в своей безжалостной откровенности.
– Я хочу сказать, что вам следует хотя бы раз в жизни прислушаться к тому, что говорят люди старше вас и опытнее.
Придя к Рахиль, мадам Галеви оказала ей честь, но Рахиль не нуждалась в ее советах. Она понимала, что двигало подругами ее матери – не участие, а забота о соблюдении благопристойности. Они начнут говорить, что обстановка в ее доме неподобающая и Рахиль должна поискать мужа среди более старших, овдовевших мужчин конгрегации.
– Бывает, что женщины обращаются за утешением к неподходящему человеку, – сказала мадам Галеви.
– Вот как? – отозвалась Рахиль. – Вы имеете в виду, к вам?
– Позвольте нам помочь вам, – вступила в разговор мадам Жобар. Она участвовала в управлении делами школы при синагоге и не постеснялась допрашивать детей Рахиль. Они называли месье Пиццаро просто Фредди и были озадачены ее вопросом, где он спит. «В своей комнате», – ответил один из мальчиков. «А по-моему, он вообще не спит», – сказал другой. И теперь мадам Жобар предложила Рахиль:
– Вам надо участвовать в полезной общественной деятельности, тогда вы не совершите опрометчивых поступков.
– Мы, возможно, могли бы помочь вам найти человека, подходящего для замужества, – добавила мадам Галеви.
Дети почтительно слушали разговор. Исаак на руках матери молча смотрел на дам широко раскрытыми глазами. Лицо Рахиль покраснело от возмущения. Она догадывалась, что у дам есть целый список стариков, желавших приобрести жену-служанку. Она не стала говорить того, что хотела бы высказать, приучившись сдерживаться буквально при каждом разговоре с матерью.
