Бедная Йоринда принялась устранять ущерб, причинённый ведьмой, она тщательно причесала волосы, доставшиеся ей от прежней владелицы, такой же девушки, как она, как же расточительно пользовалась ведьма её телом, если за лунный месяц цветущее тело превратилось в такую развалину! Это надо было каждый день летать на шабаш!
Пока ведьмы не было, она прошлась по замку.
Не может быть, чтобы он ничего не заподозрил. Были такие занятия и словечки, о которых знали только они двое, не может быть, чтобы ведьма, пусть даже в её теле, обманула его и он не понял, что это не она. А если ведьма понравится Йорингелю: за пятьсот-то лет, что она живёт на свете, она наверняка поднаторела в любовных утехах, подумала Йоринда. Спасти Йорингеля.
Надо спасти Йорингеля. Она с трудом уложила седые лохмы, чтобы не торчали в разные стороны, нет, всё равно плохо, она схватила ножницы и зажав в левой седой хвост, разом отрезала, волосы рассыпались, закрыв левое ухо, справа крыло волос подлиннее, до плеча, даже красиво, подумала Йоринда. Придется украсть у ведьмы платье, не могла же она показаться ему в этих лохмотьях! Она метнулась в спальню ведьмы. Шкаф, в котором ночевала Йоринда, не шёл ни в какое сравнение с кроватью, в которой спала ведьма. Круглая огромная кровать под синим, как летнее ночное небо балдахином с вышитыми золотыми звёздами.
Йоринда бросилась к сундукам ведьмы. Полетели широкой дугой шмотки: шёлковые широкие юбки, блузки с вышивкой, сарафаны с узким лифом на косточках и вышитым подолом мелькали в воздухе как огромные птицы.
Йоринда искала что-то, прикрывающее страшное тело. Как он сможет меня узнать, никак не сможет! не сможет, – заплакала она. Голос тоже не её. Сиплый. Грубый. Не сможет он узнать в нём нежный голосок Йоринды. Ведьма будет соблазнять его её голосом, пусть попробует! Она не сможет угадать его прозвище. Ни за что на свете. Йоринда немного успокоилась: ничего, не всё ещё потеряно, может быть, у неё всё получится.
Она надела серое платье длиной до колена, изо льна, полуприлегающее, с воротом под горлышко и не широкими рукавами, жемчужного цвета косынку, и, как уступку баварскому стилю, надела тёмно-красный корсет на шнуровке и тёмно-красные сапожки. Ну, не такая страшная, как была настоящая ведьма, потому что взгляд человеческий! Она решила не краситься, только немного оттенила седые брови, не стала ни белиться, ни румяниться, положила немного помады, тоже тёмно-красной, на увядшие губы, чуть-чуть, и воткнула тёмно-красную розу за корсет, как делала, когда была в своём теле, Йорингель всегда вытаскивал розу зубами.
У неё всё получится! Должно получиться! Её молодой кабанчик обязательно узнает её по розе за корсетом, если нет, то она назовёт его одними губами: кабанчик, кабанчик мой милый, и он узнает по её влюблённым глазам, по её дыханию в его ушко с острым верхним кончиком будто у кабанчика, у хряка, он непременно её узнает, и они вместе придумают, как вернуть её тело. Её чистенькое тельце шестнадцатилетней девушки.
Йоринда побежала к птицам: насыпать зерна, сменить воду. Первым делом впустить вольного воздуха, она открыла все высокие окна: если бы она встала на подоконник из чёрного дерева, то над её плечах мог бы свободно стоять ребёнок, и, если бы он поднял руки, и то не достал бы до верха окна!
Скорее, скорее! Пошёл ветер, солнце, шелест свежей листвы, Она быстро открыла все клетки сразу, выставила поилки и кормушки, вычистила поддоны и растерялась: воздух вокруг неё словно вскипел, зашелестел, птицы высыпали из своих клеток и одновременно вспорхнули ей на голову, на плечи, кисти. Йоринда сначала испугалась, что они заклюют её, но птицы уселись и спокойно глядели на неё, как на любимую сестру. Птицы выразительно смотрели ей в глаза и словно хотели ей что-то сказать – разевали клювы, но ни звука не доносилось: она не хотела верить своим глазам – у всех вырваны языки! Ведьма каждой вырвала язык, чтобы они никому не смогли рассказать о ней!
Йоринда упала на край бассейна:
– Бедные мои, вот почему вы молчали! Ведьма сказала, что я единственная выбрала старое тело, а не птичьи перья. Слава богу, – подумала Йоринда, – что я не погнушалась ведьминым телом. Да ещё и осталась с языком! Она поборется – на своих двоих, да с языком, ого! Ещё посмотрим, кто кого!
Йоринда попыталась встать, птицы вцепились коготками в одежду Йоринды и разом ударили крыльями, она оторвалась от пола и зависла на высоте ярда от пола, будто на ней живои шелестящий, кипящии воздухом плащ. Она может летать!
– Девочки мои, – сказала она, – вперёд!
Йоринда в живом трепещущем плаще вылетела из открытого окна и, ровно набирая высоту, взмыла вверх и полетела на пёстрых крыльях над озером, над ручьём, она увидела, как в деревянных красных башмаках ковыляет вдоль ручья ведьма.
Сама Йоринда побежала бы босиком! На ведьме любимый наряд Йоринды: узкий лиф, вышитый цветами, похожими на птиц, или птицами, похожими на цветы, шёлком по тёмно-коричневой шерсти, а по подолу те же цветы и птицы среди переплетённых дубовых зелёных с золотом ветвей.
Йоринда видела, как от идущей на свидание ведьмы отворачивались деревья, дрожали в страхе кусты бересклета, теряя свои нарядные серёжки, видела, как трава чернела под её следами. Йоринда оставила её далеко позади и летела над тёмным ельником, над берёзовой рощей. Вот здесь, в светлом доме березника она всегда встречалась с Йорингелем, стены белые, чистые, потолок зелёный и пышный; мягкий запутанный, переплетённый из трав и цветов ковёр под ними, березник пронизан солнцем и воздухом, и неумолчным, свободным, беспечным птичьим гомоном.
На место встречи Йоринда прилетела первая. Нет ещё Йорингеля, а ведьма будет ковылять по меньшей мере ещё полчаса. Березник редкий: от дерева до дерева шагов по пятнадцать, некоторые такие старые, что их стволы толще талии Йоринды. Птицы опустили её в ветви старой крепкой берёзы и расселись вокруг. Она сама никогда бы не подумала, что на дереве кто-то притаился, может и ведьме не придёт в голову посмотреть вверх.
Дерево дрогнуло: к стволу крепкой спиной прислонился Йорингель, в руках у него ромашка, он стоит, опустив кудрявую голову, и обрывает один за другим нежные лепестки: бросил цветок, не любит, значит. Люблю, люблю! – беззвучно надрывалась Йоринда. Йорингель сел, снял сапоги, сидит, шевелит пальцами ног. Йоринда чуть не прыснула, так смешно ей стало. Она зажала рот ладошкой и задержала дыхание.
Показалась ведьма. Неужели Йорингель не видит, какие злые у неё глаза, что идёт она, как охотник на дичь? Бедный Йорингель! В руках у неё корзинка с припасами: Йоринда всегда готовила для него, ему нравилась её еда. Встретил, поднял на руки, какой сильный, мой Йорингель! Не мой! Ведьма болтает кокетливо ногами, кричит: опусти, мой лев! А он не удивился, даже не заметил, что лжеЙоринда вместо «кабанчик», сказала «мой лев», а ему – понравилось! Ведьма расстелила на траве платок и выложила свои припасы. Йоринда ревниво наблюдала, как та достала из корзины домашнюю колбасу, горчицу, хлеб, бутылку вина, румяные яблоки, горшочек мёда, орехи, только не пей, – подумала Йоринда, – а то ты заснёшь и она убьёт тебя, пьяненького, сонного!
