Высота была небольшой. Я рухнула на землю, даже особенно не ударившись. Села, ошеломлённо озираясь по сторонам, не вполне понимая, что произошло. Ко мне уже бежали члены съемочной группы. Кто-то опустился рядом со мной на колени, тормошил, спрашивал, всё ли в порядке, не нужно ли мне к врачу. Кто-то притащил пузырёк с антисептиком и обрабатывал мне ссадины на коленках. Смешно – такие царапины я дома даже и не заметила бы. Подошёл Джаред, убедился, что я жива, и тут же был перехвачен Бет, которая начала что-то горячо ему втолковывать.
– Говорит, она предупреждала, что нужно брать каскадера, – пояснил Алекс. – А теперь ты можешь в суд на них подать.
– Не буду я подавать в суд, – буркнула я. – Свалилась с дерева, подумаешь, большое дело.
Меня вдруг почему-то охватила злость. Да что же это такое – я, человек, всегда умевший ориентироваться в лесу, понимать зверей и птиц, отличать хорошие ягоды и грибы от ядовитых, выбираться из болот и взбираться на деревья, вдруг грохнулась со ствола, на который мне даже опоры набили для удобства. Что за нелепость! Гриша бы меня на смех поднял.
Чёрт возьми, да я лучше всех этих лощёных американцев понимаю, какие повадки должны быть у моей героини.
Я решительно встала с земли, отпихнула пузырёк с антисептиком и спросила на своём корявом английском:
– Есть у кого-нибудь влажная салфетка?
Мне в руки сунули пачку салфеток, и тут подошла Бет.
– Она спрашивает, не отменить ли съёмку на сегодня, – перевёл мне её слова Алекс. – Может быть, ты плохо себя чувствуешь? Хочешь прилечь или обратиться к врачу?
– Нет, – уверенно покачала головой я. – Нет, мы снимем эту сцену сегодня.
Я вытащила из пачки салфетку и резким движением провела ею по лицу, стирая грим, любовно наложенный Гленн. Та лишь ахнула, увидев, как варварски я отнеслась к её труду. Но я вдруг поняла, что это лишнее и только мешает мне. Если я действительно хочу сыграть эту роль, я должна избавиться от всего, что не дает мне это сделать. Я стерла с лица остатки грима, снова повернулась к своему дереву и принялась карабкаться вверх по стволу. А добравшись до нужной ветки, крикнула вниз:
– Я готова.
Джаред, нерешительно дернув плечами, уселся обратно на свой стул. Все заняли места, и он в который раз скомандовал:
– Мотор!
Наверное, от злости, от досады во мне проснулась какая-то уверенность. А может быть, я просто решила для себя, что терять мне больше нечего. А раз так – зачем смущаться, стесняться, зажиматься, стараться соответствовать чьим-то ожиданиям? Я такая, какая есть.
Я поудобнее ухватилась руками за ветку, скользнула ногой вниз по стволу, даже не пытаясь больше нащупать деревянную планку. Зачем она мне? Я с детства умела лазать по деревьям. И если я делаю это не слишком изящно – ну так тому и быть. Одной ногой я оперлась о торчавший из ствола крепкий сучок, другой нащупала чуть отошедший в сторону кусок коры. Обхватила руками ствол, скользнула ниже и наконец ощутила под подошвами выданных мне кед твёрдую землю. Ступила на неё, разжала руки и привычно отряхнула штаны от налипших чешуек коры. Затем огляделась по сторонам, не замечая ни направленных на меня камер, ни замершую у монитора киногруппу, и вдруг словно впервые увидела растущий неподалеку от кустарника цветок. Я подошла к нему и, больше не думая о том, как буду выглядеть в объективе, опустилась на четвереньки и ткнулась в золотистую сердцевинку самым кончиком носа. Глубоко вдохнула пряный сладкий аромат, чуть отпрянула и потёрла тыльной стороной ладони нос. Я даже забыла о том, что сейчас ко мне должен подойти другой актёр, и когда моего плеча коснулась чья-то ладонь, я совершенно естественно шарахнулась в сторону. Едва не опрокинувшись на траву, я быстро вскочила на ноги и испуганно обернулась.
– Стоп! – выкрикнул откуда-то Джаред.
И я в первые секунды опешила от этого непонятно откуда взявшегося голоса и беспомощно заозиралась по сторонам, внезапно вынырнув из своего мирка.
– Great! Wonderful! – изрёк Джаред.
– Видишь, я говорил! Говорил! – обернулся к Джареду Алекс.
А затем протопал ко мне и своей здоровенной ладонью слегка хлопнул меня по плечу:
– Ты молоток, Рада! Так держать!
А Джаред, обернувшись к нам, спросил:
– What is «molotok»?
Оглянувшись по сторонам, я увидела, что за спинами других членов съёмочной группы стоит Бет. Поймав мой взгляд, она сдержанно мне улыбнулась – и вот тут меня в самом деле накрыло пониманием того, что я отработала сцену хорошо.
В последующие дни было отснято много разных эпизодов. Я перебиралась через болото, удирала от местных подростков, сидела на поваленном дереве, положив голову на колени «матери», кормила белок и разговаривала с «волком». Волк, конечно же, был не настоящим. Это была немецкая овчарка по кличке Федра. Собака прибыла на место съёмок вместе с кинологом Грэгом, и тот первое время все беспокоился, удастся ли мне поладить с псом – у нас было много контактных сцен. Однако мне, после общения с Ветром, расположить к себе эту спокойную воспитанную собаку было несложно.
На все съёмки я брала с собой деревянную фигурку волчонка, которую когда-то – больше года назад – подарил мне Гриша. С того дня моя жизнь переменилась так круто, что и представить было трудно. Однако я отчётливо понимала, что отдала бы всё – и этот свой внезапный переезд в Америку, и работу в кино, и неожиданно открывшиеся способности, – лишь бы ещё раз оказаться с Гришей на том старом зелёном диване, прикоснуться к нему, заглянуть в его преданные глаза цвета летнего леса, услышать его голос.
Время шло незаметно. Дни, наполненные работой, походили один на другой. С утра грим – теперь, после успеха той первой сцены, мне удавалось уговорить Гленн не превращать меня в идеальную куклу и применять на мне её навыки лишь слегка. Затем съёмочная площадка, бесконечные дубли, «Мотор!», «Стоп!», «Ещё раз!» По вечерам – посиделки с членами съёмочной группы. Я всё ещё дичилась их, но понимать язык теперь стала гораздо лучше и потому в компании уже не чувствовала себя не в своей тарелке.
Однажды, в конце смены, когда съёмка была окончена, Джаред вдруг объявил:
– Рад вам сообщить, дорогие коллеги, что натурные съемки окончены, завтра мы отбываем в ЛА.
Для меня это прозвучало как гром среди ясного неба. Я с головой ушла в работу и совершенно потерялась во времени. Мне казалось, что мы только начали снимать, а меж тем, как выяснилось, все натурные сцены были закончены. И я вдруг задумалась – что же дальше? Ещё несколько недель в Лос-Анджелесе – и возвращение? Принимать участие в озвучке мне было не нужно – ведь моя героиня была глухонемой, и то небольшое количество звуков, которые она издавала, писалось сразу во время съемок.
Мне вдруг стало страшно. Не то чтобы мне здесь так уж нравилось, нет. Но во время съёмок я отошла от того тяжкого оцепенения, в котором находилась с той минуты, как мне сообщили о гибели Гриши. До сих пор я никогда не думала о том, что обладаю актёрским талантом, мне это и в голову не приходило. И вдруг оказалось, что меня действительно захватывает атмосфера съёмочной площадки, окрыляет возможность стать перед камерой другим человеком – и в то же время в чём-то остаться собой. Меня словно коснулось некое волшебство, при помощи которого лесная поляна с кучей техники и огромным количеством людей превращалась на экране в глухой пустынный лес, хозяйкой которого была странная дикая девочка с порывистыми движениями и вечно изумлёнными глазами. Мне жаль было бы с этим расстаться. К тому же…
