Бет я тоже сторонилась. Нет, она не была грубой, говорила негромко и вела себя сдержанно. Но в каждом её движении, в тоне голоса, в выражении лица чувствовались настолько несгибаемая властность и упертость, что я, человек, только что вырвавшийся из-под гнёта тётки, интуитивно пыталась держаться от неё подальше. В номере, после того как мы по очереди приняли душ, Бет стала откровенно меня изучать. Смотрела пристально и с интересом.
– Where are your parents? – наконец спросила она.
Моего убогого школьного английского было достаточно, чтобы понять такую простую фразу.
– They dead, – негромко ответила я. И добавила: – They were sailors. They were died during the… – Я защелкала пальцами, не зная, как будет по-английски кораблекрушение.
– Shipwreck? – подсказала она.
Я пожала плечами. Такого слова я не знала. Странно, но говорить о родителях на другом языке было как-то… спокойнее, что ли. Будто на уроке попросили заданный на дом текст.
– And that woman Inga? She is…
– My aunt, – пояснила я. – Mother’s sister.
– And do you have other relatives? – спросила она.
Последнего слова я тоже не знала, но предположила, что оно означает «родственники».
– No, – я покачала головой.
Бет закивала каким-то своим мыслям, а потом вытащила из плоской сумки ноутбук и погрузилась в изучение документов. Как я поняла, это должно было означать, что наша беседа окончена.
Я завернулась потуже в белый гостиничный халат. Огромный махровый мягкий белоснежный халат – никогда ещё у меня не было такой шикарной вещи. Затем отодвинула в сторону стеклянную дверь, ведущую на балкон, вышла и осмотрелась вокруг. Передо мной во всём своём великолепии лежала Москва – город, которого я до сих пор никогда не видела. Внизу, под балконом, ревела многополосная дорога. Тысячи разноцветных поблескивающих в лучах закатного солнца машин проносились мимо, чтобы через несколько секунд исчезнуть за горизонтом. На противоположной стороне дороги били в небо бриллиантовые струи фонтанов, виднелись гуляющие нарядные люди, слышна была какая-то негромкая музыка. За фонтанами начиналась густая зелень небольшого садика, за которым высилась тёмно-красная Кремлевская стена. А чуть левее темнело высокое массивное прямоугольное здание ещё какой-то гостиницы.
Я хоть и выросла в небольшом посёлке, жила и во Владивостоке, так что сам по себе большой город не был для меня такой уж новостью. И всё же тогда, стоя босиком на гостиничном балконе, сжимая у горла ворот белого махрового халата, я вдруг разом почувствовала всю мощь и необъятность этого раскинувшегося подо мной мегаполиса… Ничего подобного этому я никогда ещё не видела. И мне мучительно захотелось, чтобы сейчас рядом со мной оказался Гриша, с которым я могла бы поделиться своими эмоциями. Может, даже не произнося ни слова, – он бы и так понял. Мне бы хотелось, чтобы завтра рано утром мне не нужно было уезжать. Чтобы мы с Гришей, взявшись за руки, могли побродить между фонтанами, посидеть под Кремлевской стеной, полюбоваться на старинные островерхие башни. Что бы ни ждало меня впереди, мне ещё предстояло привыкнуть к тому, что его уже не будет рядом, а я не смогу разделить это с ним.
Когда я вернулась в номер, Бет уже улеглась в свою постель и выключила бра над головой. Я посмотрела на её сухое лицо – сомкнутые тонкие, как пергамент, веки, острый хищный нос и выдающийся вперед подбородок… Нет, с этой женщиной я никогда бы не решилась делиться своими впечатлениями от первого взгляда на Москву. Вздохнув, я забралась в постель и накрыла голову подушкой, чтобы Бет не услышала, как я плачу.
Ещё один перелёт, шумный аэропорт, конвейер, по которому медленно ползли сумки и чемоданы пассажиров, и мы оказались в Лос-Анджелесе. Здесь Джаред должен был утрясти какие-то организационные вопросы, уладить дела с киностудией, утвердить выделенный на проект бюджет, а затем уже вылетать вместе со всеми нами в Канаду, где должны были происходить натурные съемки.
Лос-Анджелес мне удалось рассмотреть чуть лучше, чем Москву, которую я наблюдала лишь с балкона отеля и из окна такси.
Тут были высоченные пальмы – до сих пор я видела такие только на картинках. Раскидистые, с темными мясистыми листьями и уходящими ввысь толстыми гладкими стволами. Была прекрасная набережная, с которой открывался вид на бескрайний океан, который, несмотря на тёплую погоду, оказался на удивление холодным. На отдалённых пляжах на берег даже вылезали погреться тюлени и морские котики.
Казалось, в этом волшебном городе все были увлечены культом тела. По набережной, на которую выходили окна отеля, где мы остановились, постоянно сновали люди на роликах, бегуны в красивых спортивных костюмах. Все они изумляли меня своими роскошно вылепленными, подтянутыми, мускулистыми фигурами. Складывалось ощущение, что здесь ни у кого не было ни грамма лишнего веса. Но больше всего меня поразило обилие солнца. Яркие солнечные лучи не только лились с неба – они отражались и преломлялись в каждом окне высоченных, будто целиком сделанных из стекла небоскребов. И казалось, что солнце в этом городе не одно, а тысяча. Несметное количество маленьких солнц, каждое из которых с весёлой беспощадностью рассыпает вокруг себя огненные лучи. Никогда прежде не встречала я таких элегантных и глянцево-идеальных людей, как в этом городе. Они словно пропитались лучами этих фальшивых солнц и теперь отражали их от себя.
Именно такими были все незнакомцы на студии, куда мы явились в первый же день. Теперь мне ясно стало, почему так преобразились перед этой встречей уже знакомые мне Джаред и Бет. Джаред, всё это время щеголявший в мешковатых брюках и растянутых кофтах, в этот день облачился в джинсы, кашемировый свитер и мягкие кожаные туфли. Конечно, он всё равно всем своим видом подчеркивал, что он – свободный художник, творческий человек, но даже мне, неопытной девчонке из российской глубинки, ясно было, что одежда на нём стоила баснословно дорого.
За день до назначенной встречи Бет отвезла меня к своему знакомому стилисту, и тот долго колдовал над моими волосами – мыл их, наносил питательные маски, осторожно подстригал кончики и отдельные пряди, сохраняя общую длину. Там же, в его салоне, мне сделали маникюр и педикюр. Я долго ещё поглядывала на собственные ухоженные руки и аккуратные ногти, покрытые бесцветным лаком.
Сегодня же по распоряжению Бет я приехала на студию в купленном в первый день простом, но элегантном тёмно-сером платье и маленьких черных туфлях на ровной подошве.
– На каблуках ты ходить пока не умеешь, – безапелляционно заявила Бет, выбирая для меня наряд. – Да и не нужно это. У тебя должен быть образ юной, нежной, невинной девочки. Никакой вульгарщины. Простое платье, минимум косметики.
Я только пожала плечами.
Сама Бет сегодня тоже преобразилась. Куда только делась мужиковатая тётка в грубых ботинках? Рядом со мной по коридорам студии шагала элегантная, сильная, уверенная в себе женщина в белом брючном костюме с небрежно, но тщательно уложенными короткими светлыми волосами. В какой-то момент Бет, отодвинув рукав пиджака, взглянула на часы. Я не разбиралась в марках, но поняла, что стоили они, должно быть, больше, чем весь дедовский дом.
