Даже Галя не знала о той его попытке самоубийства. Славик был еще маленький, они жили в одной квартире, и Ильич, тогда еще Виктор, знал, что Галя позаботится о Славике. Не бросит. Всегда знал, с самого первого дня. Ему было страшно, он не хотел жить. Давно не хотел, но в тот день его просто как будто подбросило, и он ушел на море – все еще спали. На пляже не было никого. И Виктор поплыл, не собираясь возвращаться на берег. Он был готов к тому, чтобы умереть. Ему было спокойно в тот момент, когда он уходил под воду. И все бы произошло, если бы он не услышал детский крик. Ребенок кричал громко и пронзительно. Виктор понимал, что здесь, на глубине, не может быть ребенка, но крик лишил его возможности спокойного ухода. Он вынырнул, отплевался, отхаркался, но не увидел рядом ни лодки, ни катамарана. Только баклан летал над головой. Он и кричал, но Виктор готов был поклясться, что слышал крик ребенка, а не птицы.
Он доплыл до берега, решив, что море никуда не денется. И, возможно, завтра или послезавтра, или через неделю он сумеет завершить то, что задумал.
Дома его ждала обеспокоенная Галя.
– Славик давно проснулся, кричит, плачет, не могу успокоить, – сообщила она.
Виктор вошел в комнату, и Славик, увидев отца, тут же перестал надрывно кричать. Только всхлипывал. И тогда Ильич понял, что никогда не сможет уйти в море и не вернуться. Потому что всегда будет слышать плач сына.
– Можно я возьму нарукавники? – спросил сонный Славик. Ильич пытался привить ему привычку плавать ранним утром.
– Можно, – согласился Ильич.
Сын так и не научился плавать. Греб по-собачьи на мелкоте. Боялся глубины, черноты под ногами. Ильич сколько ни учил, не получалось. Славик плавал в детском круге, пока мог его на себя натянуть. Потом, когда вырос и стало совсем стыдно в круге, надевал нарукавники. Сейчас совсем стыдно, Славик – большой мальчик, а все еще в нарукавниках, но Ильичу хотелось поплавать, и он разрешил. Славик обрадовался. Ильич знал, что сын будет сидеть по колено в воде, пока не посинеет и не начнет стучать зубами. Но даже после этого его с трудом из воды вытащишь. Сначала не затащишь, а потом назад никак. Хорошо, если Катя придет на пляж или Вань-Вань. Славик их знает и слушается. Они смогут его занять чем-нибудь, давая Ильичу возможность проснуться, смыть с себя дурной сон, дурные мысли.
Они спустились на свой, дикий, пляж – по самодельной лесенке, мимо Вань-Ваня, который уже сидел на буне как ее продолжение. Будто статуя, безногая, приделанная к бетону. Вань-Вань смотрел на воду и молчал.
– Вань-Вань, здоров, – поприветствовал Ильич, – тебя снять?
Без посторонней помощи Вань-Вань не мог спуститься с буны.
– Потом, когда назад пойдешь, – ответил Вань-Вань.
– За Славиком присмотришь?
– Славик, иди сюда, я тебе краба покажу.
– Настоящего?
– Конечно.
Нацепив нарукавники еще дома, Славик усаживался на буну рядом с Вань-Ванем, который в пластиковой бутылке, переделанной в аквариум, держал то крабов, то рыбок. Так, для развлечения детворы. Славик, забыв про море, смотрел за тем, как крабик пытается выбраться из бутылки. Если в бутылке, то Славик не боялся крабика, но в руки бы никогда не взял. Ильич кивнул – у него было полчаса, пока сыну не надоест наблюдать за крабом.
Однажды Ильич поругался с Вань-Ванем. На целый сезон. Не разговаривали, не здоровались при встрече.
Вань-Вань хотел как лучше – занять чем-нибудь Славика, дать возможность Ильичу поплавать. Сделать так, чтобы мальчик не кричал, не звал отца. Славик разглядывал рыбку в бутылке-аквариуме и вдруг попросил, показывая на резиновые набалдашники на ногах Вань-Ваня:
– Это фокус? Покажи!
– Не фокус. У меня нет ног.
– Фокус! Ты умеешь отрывать большой палец!
Славику очень нравился этот древний фокус с отрыванием пальца, который показал ему Вань-Вань и объяснил, куда прячется палец. Мальчик хохотал и требовал повторить снова и снова. Он думал, что ноги исчезают так же, как палец.
– Где ноги? Покажи! – настаивал Славик.
– Нет ног. Это не фокус, – отвечал Вань-Вань.
Славик начал кричать на одной ноте:
– Покажи фокус! Покажи!
И Вань-Вань не придумал ничего лучшего, как снять накладки с обрубков, размотать тряпки и показать Славику шрамы. Дать возможность мальчику убедиться в том, что так бывает – ног нет по-настоящему, не как в цирке.
Славик не испугался, а долго водил ладошкой по шрамам. Потом смотрел на свои собственные ноги и трогал их. Он молчал, не произносил ни звука. Славик тогда с радостью ходил с отцом на пляж рано утром. Ильич радовался. Надеялся, что сын рано или поздно приучится плавать, пусть хотя бы пока смотрит. Уже даже не кричит. Но дело было в Вань-Ване.
– Покажешь мне ноги? – просил Славик, и Вань-Вань снимал «галоши». Ему было хорошо. Ногам было хорошо. И Вань-Вань неожиданно стал рассказывать Славику то, что никому не рассказывал и не собирался.
– Я их чувствую. Как будто они есть. Их нет, но мне кажется, что я могу пошевелить большим пальцем ноги.
– Вот так? – Славик шевелил пальцем.
– Да.
– Ты сейчас тоже так делаешь?
– Да.
– А вот так можешь? – Славик крутил ногой.
– Могу.
– Значит, у тебя есть ноги. Только они исчезли. Как в фокусе. А ты знаешь, что они есть.
– Да, правильно.
– Как с Вероникой! – обрадовался Славик. – Я знаю, что она есть, но она исчезла, как твои ноги. Но я же знаю, что она есть.
Вань-Вань смотрел на этого мальчика-дурачка и думал, что у него больше мозгов, чем у многих здоровых.
– Давай шевелить пальцами, – предлагал Славик на следующее утро. Они садились на буну и шевелили пальцами или крутили ногой. Потом Славик придумал, что если пощекотать обрубок Вань-Ваня, то это все равно как щекотать пятку. Вань-Вань впервые за много лет смеялся.
– Как дела? – спрашивал Ильич, который возвращался из заплыва и видел спокойного сына и улыбающегося не пойми чему Вань-Ваня. – Что вы делали?
– Как всегда, краба рассматривали, – говорил Вань-Вань.
Славик кивал. Краб был рядом, в бутылке. И они его рассматривали. Так бы длилось и дольше, если бы мальчик не придумал прыгать на одной ноге. Он прыгал по буне и спрашивал Вань-Ваня:
– Ты прыгаешь?
– Прыгаю, – отвечал он и видел себя молодым, здоровым, с двумя ногами. Он прыгает с буны. Отталкивается то одной ногой, то двумя. Разбегается и сигает в воду.
– Что делали? – спросил в очередное утро Ильич.
Вань-Вань не успел ответить. Его опередил Славик:
– Папа, мы прыгали! Вань-Вань, давай папе покажем, как мы шевелим пальцами! Ну пожалуйста!
