Кроме того, они соглашались купить им дом по справедливой рыночной стоимости, но Маршак заметил, что 300 тысяч долларов плюс 90 тысяч за дом едва ли помогут урегулировать спор, принимая в расчет тот факт, что сумма иска о возмещении понесенного ущерба составляет один миллион долларов.
– Это нельзя рассматривать только в исчислении на сегодняшний день, джентльмены. В конце концов, с учетом затрат на лечение и пребывание в больнице, а также того факта, что мои клиенты отныне несут нестрахуемые риски, ваше предложение вряд ли покроет расходы по госпитализации и оплате услуг специалистов в случае, если у них обоих обнаружится лейкоз или рак костей. Вы просите моих клиентов подписать отказ от всех будущих претензий, в то время как их будущее представляется не в самом радостном свете. У мистера Старка с каждым днем все очевиднее проявляются признаки физического и… ну да, физического истощения. В настоящее время его зрение подвергается изменениям, и врачи, как вам известно, прогнозируют, что через несколько месяцев у него возможно развитие катаракт и слепоты. А как насчет сокращения продолжительности жизни?
Кто-то из адвокатов противоположной стороны (нет, не Джейсон Брэдли, потому как Брэдли сидел за другим концом стола) заметил, что присяжные, как показывает практика, чаще всего не склонны ратовать за возмещение убытков, связанных с вероятными будущими последствиями, если не представляется возможным доказать, что последние являются прямым результатом несчастного случая.
Маршак выудил из портфеля пачку бумаг.
– Вот это недавно опубликовала Комиссия по атомной энергии Соединенных Штатов. Документ не секретный, и я намерен представить его как доказательство в суде. Это двухгодичный отчетный доклад «О радиоактивном выпадении и промышленном загрязнении», подготовленный для представления на слушаниях Конгресса по данной теме перед Объединенным комитетом по атомной энергии. Под подзаголовком «Научно-изыскательская деятельность: исследования на людях» приводятся выводы, основанные на изучении данных касательно жертв облучения и сравнительного числа людей, не подвергавшихся радиоактивному облучению, с целью выявления последствий, влияющих на сокращение средней вероятной продолжительности жизни при воздействии прямого радиоактивного облучения. В данном случае речь, разумеется, идет о ядерных взрывах, однако мы можем привлечь специалистов, которые докажут, что эти результаты вполне сравнимы со случаями и другими формами радиационного воздействия.
В означенном докладе сказано, что лейкоз наблюдался у выживших в среднем чаще, чем в двух-трех случаях в сравнении с не подвергшимися облучению японцами, несмотря на то что число пострадавших, как показывает статистика, значительно увеличивается только при получении дозы радиации от пятидесяти рентген и выше.
А вот отчет о работе американских радиологов, практиковавших до тысяча девятьсот сорок пятого года, и в нем сказано, что смерть от лейкоза, соответственно, у этих медиков выше, чем у других медицинских специалистов и врачей общего профиля. А в этом отчете говорится, что, когда мышей подвергают быстрому и резкому радиоактивному облучению, снижение средней продолжительности их жизни в процентном отношении зависит от ускоренного воздействия дозы облучения. Далее в отчете сказано… вот, позвольте привести точную формулировку: «Иными словами, по мере увеличения дозы облучения степень ее воздействия повышается со все возрастающей скоростью, которую трудно рассчитать по линейной гипотезе с применением простой прямой пропорциональности».
Барни не имел ни малейшего представления, о чем говорил Маршак, но было ясно – молодой адвокат подготовился основательно. Все это производило поразительно тягостное впечатление. Маршак, похоже, собрал убедительные доказательства, что, грозит им лейкоз или нет, срок их жизни все равно сократится, а насколько, это вполне поддается измерению, и это был их главный аргумент – самая суть дела. Все сводится к тому, что ценность имеют каждый день, неделя, месяц и год. Но ведь дни можно прожить по-разному – либо впустую, либо с пользой, не так ли? И кто может сказать, что они одинаково ценны? Стоит ли оценивать время одинаково, что бы вы ни делали? Или можно вычислить его среднюю величину? Равноценен ли день жизни Пикассо, успевающего создать настоящий шедевр за столь короткий срок, дню жизни дворника, единственно способного подмести опавшие листья? Дни молодости, когда вам семнадцать, ценятся куда меньше, чем дни старости, когда вы при смерти. Человек готов отдать все свое состояние, которое он копил годами, ради того, чтобы под конец урвать себе хотя бы еще недельку-другую жизни.
Маршак привел в качестве доказательства и результаты обследования художников, расписывавших циферблаты часов: его доводы строились на том, что в одном отчете окрестили как «бремя радия» и что данные по сохранению радия в организме человека теперь используются как стандарт, по которому измеряется степень воздействия других изотопов, при том, что тот же стандарт применим и к определению степени радиационного поражения и его клиентов.
Тут Барни не выдержал и сказал:
– Хватит с меня всей этой белиберды! Я хочу, чтобы компания опубликовала заявление в газетах, что она берет на себя всю ответственность за последствия случившегося.
Маршак хотел было его успокоить, но Барни оттолкнул его.
– Я серьезно, – не унимался он. – «Нэшнл-Моторс» слишком крупная корпорация и не сможет утаить свою вину, к тому же у нее нет на это никакого права. Я хочу, чтобы весь мир знал, что она виновата. Если она это сделает, я приму последнее предложение. А нет…
– Сядь, Барни, – прошипел Маршак, – пока не наломал дров.
Барни услышал, как за громадным столом переговоров поднялись возгласы возмущения, как зашуршали бумаги и зашаркали ноги, а потом слово взяло одно из размытых лиц:
– Не стоило приглашать сюда моего зятя, мистер Маршак. Он художник и легко поддается своему прихотливому воображению.
– Воображению?! – вскричал Барни. – При чем здесь мое воображение? Или, может, это я сам, а не кто-то другой, виноват в том, что случилось? Так кто же должен за все ответить, любезный мой тестюшка? Я вам скажу. Вы и все, кто с вами.
– Пожалуйста, Барни, перестань!
– И не собираюсь, Эд, потому что речь идет о вине, и ее кто-то должен разделить. О вполне измеримой вине! – прокричал он, силясь заглушить их негодующие возгласы. – А бремя вины не менее тяжкое, чем бремя радия, о котором ты тут рассуждал. Вина накапливается у тебя в клетках мозга как ненависть к себе, и это приводит к раку разума и лейкозу души.
– Мой зять психически не здоров, это же очевидно.
– Неужели психически я не здоров больше, чем вы и все остальные в городе, – те, кто обвиняет меня, что я заразился радиацией, которую занесла сюда компания? А знаете, почему нас обвиняют? Я вам скажу. Потому что при виде жертвы люди чувствуют себя виноватыми, и это вызывает у них такую ненависть к себе, что это просто невыносимо. Поэтому под давлением чувства вины разум обращает всю свою ненависть на жертву, лишь бы скорей избавиться от ненависти к себе.
