– Убирайся! – дрожащим голосом проговорила Карен. – И больше не приезжай. Никогда.
– Погодите! – вступился Барни, кладя руку ей на плечо. – Давай послушаем их предложение. Наверно, мы поспешили. В конце концов, он мог уговорить их пойти на честную сделку.
– Барни, я не желаю…
– Тшш! Говорите, папочка.
Брэдли помедлил, потом пожал плечами.
– Позавчера совет директоров обсуждал положение дел на особом совещании. Их юристы все тщательно рассмотрели, и меня уполномочили предложить вам… – слова давались ему с трудом… – пятьдесят тысяч долларов.
– Пятьдесят?
– Каждому. Каждый из вас получит по пятьдесят тысяч.
– А мы готовим иск на пятьсот тысяч. Так вот почему вы заявились прямиком сюда, а не к нашему адвокату. Передайте вашим друзьям в «Нэшнл-Моторс», что хоть мы и хватили радиации, но из ума еще не выжили. Скажите им, что за сотню тысяч нас не купишь…
– Подожди, Барни. Ведь он сказал про пятьдесят тысяч. А не сто. Пятьдесят мне и пятьдесят тебе, к тому же, думаю, они включили сюда и пятьдесят тысяч за ребенка.
Поначалу Барни решил, что она просто разделяет его гнев, судя по тому, что у нее дрожал подбородок, а на глаза навернулись слезы.
– Я хотела тебе все рассказать при первом же удобном случае. У нас будет ребенок, нам надо думать о будущем, и на такое соглашение мы пойти не можем. Ребенок может родиться с пороками развития. Может, ему понадобится пожизненная опека. И кто будет ее оплачивать, если мы согласимся на такую мизерную сделку? О нет, им придется убедить присяжных. К тому же, думаю, ты не станешь возражать, что наш адвокат сумеет вызвать сочувствие у судей.
Не успел ее отец проронить и слова, как она уже взбежала вверх по лестнице.
– А теперь оставь нас. Нам не нужна твоя помощь. Я никого из вас больше не хочу видеть.
Она хлопнула дверью в спальню наверху, и грохот эхом разлетелся по всему дому.
– Надо было сказать нам раньше, – проговорил Брэдли. – Я же ничего не знал.
– Я тоже, – вторил ему Барни.
– Это меняет дело. Ты должен с ней поговорить.
– По-моему, на сегодня с нее хватит.
Придерживая дверь, Барни наблюдал, как они неспешно бредут к своей машине. Они оставили ее у обочины с другой стороны улицы, решив не заезжать на двойную подъездную дорожку, как делали обычно. Поступь у них была медленная, усталая; голова и плечи у Брэдли поникли – от прежней надменной осанки, какая была у него, когда он только вошел в дом, не осталось и следа.
Когда они уехали, Барни поднялся наверх – все обсудить.
– Не сегодня, – всхлипнула Карен. – Слишком много было сказано за один вечер. Не хочу ни о чем думать. Давай ложиться. Я просто хочу лечь спать.
Но заснуть они не могли – ни она, ни он. Перед тем она напичкала себя снотворным, и ночь превратилась для нее в калейдоскоп кошмарных видений – кружение в мрачном тоннеле, кишащем мерцающими призраками с когтистыми лапами, непомерно огромными головами, выпученными глазищами и чешуйчатой кожей, и все они злобствовали на нее за то, что она родила их такими уродами.
Барни крутился и ворочался, пока за шторами не забрезжил серый рассвет. В конце концов, отказавшись от дальнейших попыток заснуть, он спустился вниз заварить себе кофе. Значит, она не шутила насчет беременности. Но почему сейчас, когда сама мысль об этом казалась издевательством? Разве она имеет хоть мало-мальское представление о том, как радиация воздействует на плод? Затем, вспомнив склонность доктора Лероя к прямоте, он решил, что она знает, чего можно ждать.
Понятно, ей не хотелось сообщать эту новость таким вот образом. И все же было здорово посмотреть на изумленные лица четы Брэдли.
Когда Карен спустилась вниз, вид у нее был измученный и бледный. Барни разглядывал ее фигуру, когда она ставила себе на стол чашку с блюдцем. А по ней и не скажешь. Да, она раздалась в талии и груди у нее округлились. Какой же он был дурак, что раньше ничего не замечал! Он думал только о том, что творится с его собственным здоровьем, а на то, что происходит с нею, не обращал внимания.
– Значит, через три месяца я наконец-то стану счастливым папочкой.
Не глядя на него, она вставила пару ломтиков хлеба в тостер.
– Выходит, тебя тошнило не из-за радиации, как я думал, а на самом деле из-за этого самого.
– Нет, Барни, не только из-за радиации. А из-за того и другого. И тошнило меня не так чтоб уж очень. По-моему, беременность каким-то странным образом помогла мне справиться с этими симптомами.
– Когда это будет? Или тоже секрет?
– В конце декабря, – спокойно сказала она, не желая рассердить ни его, ни себя. Ей было стыдно, что она ошеломила родителей столь неподобающим образом.
– И кто же отец?
Не успел он спросить, как тотчас пожалел.
– Прости, глупость сморозил.
– Да уж.
– Но скрывать от меня такое дело было не меньшей глупостью. Ты же давно все знала.
Карен пригубила кофе.
– Точно узнала только месяц назад. Доктор Лерой надеялся, что я расскажу тебе сразу, но мне хотелось сперва самой хорошенько все обдумать. И решить для себя – рожать или нет.
– Но почему мне-то ничего не сказали?
Еще неделю назад он выложил бы ей все начистоту, но теперь, учитывая ее страхи и смятение, ему следовало вести себя поделикатнее. Сейчас обидеть ее – раз плюнуть.
Со вздохом у нее сковало дрожью мышцы горла.
– Не хочу пока, чтобы на меня давили. Сначала мне нужно понять, чего я хочу сама, то есть на самом деле. Не то чтобы я должна чего-то хотеть, ожидать или о чем-то догадаться. Я хочу понять, чего хочет все мое существо, что со мной было и что будет. Если я это пойму и приму, то, чего бы там ни случилось, все будет в порядке.
– Ты ждешь какого-то знака?
– Внутреннего. Изнутри себя. Я думала, это может произойти во сне, но мне снятся только кошмары. Когда я была девчонкой, засыпала прямо на ходу. Несмотря на все неприятности и страхи, я ложилась спать и во сне видела эльфов и фей, и они подсказывали мне, что нужно делать. Знаешь ты или нет, а ведь они водили меня к психиатру из-за того, что я так много спала. И вот той сказки больше нет. А есть только жуть. – Она смущенно посмотрела на Барни. – Раньше я никому этого не рассказывала. По правде сказать, мы с тобой никогда не откровенничали меж собой.
– Не хватало времени.
– Нет, не поэтому. Просто всегда что-то мешало. Если честно, между нами и близости-то никогда не было. Потом, я стеснялась. И если б не эта авария, ты поднял бы меня на смех.
Он взял ее за руку, и она прильнула к его ладони.
– Я боюсь, Барни. А чего – точно не знаю.
