– Назначаю тебя банщиком.
– Слушаюсь и повинуюсь!
– Но учти, банщик – это работа. Приготовить, напарить и убрать за собой.
– Не вопрос! – Игнат сглотнул слюну.
– Глянь, что там у нас во дворе.
Он повернулся и вышел в прихожую.
– Только недолго! – бросила ему вслед Марьяна.
Она приготовила воду, разделась, встала в таз. Ровно в этот момент и появился Игнат. Уж не подглядывал ли он за ней?.. Что ж, пусть ему будет стыдно.
– Начнем? – дрогнувшим голосом спросил он.
– Воду не расплещи, – загадочно улыбнулась она.
На ее тело полилась тонкая струйка. Надо было бы присесть, чтобы вымыть голову, но Марьяна стояла в полный рост. Спина прямая, плечи расплавлены, напряженные сосочки смотрят вверх. Жена перед мужем должна выглядеть эффектно.
Пока она мыла голову, Игнат просто смотрел на нее. А потом в руке у него вдруг оказалась мочалка.
– Если позволишь! – выдавил он.
– Банщики так не поступают, – закрыв глаза, сказала она.
– Я не банщик, а твой муж. Сегодня у нас первая брачная ночь.
Намыленная мочалка сперва нежно прошлась по ее шее, потом вниз по спине. Марьяна хмелела от ощущений, но стояла не шелохнувшись. Она даже дыхание затаила, чтобы не выдать своего волнения.
А Игнат не сдерживал своих порывов. Его движения становились все настойчивей и смелей.
А огонь ретиво играл в камине, исходил жаром. Дрова трещали, подбадривали.
«Но если огонь погаснет, не беда. Есть руки мужа, теплые, даже горячие», – подумала Марьяна.
Игнат намылил ее с головы до пят, затем смыл пену, поглаживая изгибы тела, подал полотенце. Когда она вытерлась, на руках отнес на диван. Она легла, и он бережно накрыл ее одеялом.
– Я сейчас!
Но это «сейчас» затянулось. Он тоже хотел помыться, но ему не хватало воды. Игнат опять сходил к колодцу. Он торопился, старался помыться как можно быстрее.
Марьяна не смотрела на него. Ее веки налились свинцовой тяжестью, сознание превратилось в сладкую вязкую вату. Игнат лег к ней и обнял. Но тело женщины уже спало и не откликалось на ласки. Мужчина все понял и успокоился.
Огонь в камине гудел тихонько, дрова уютно потрескивали. В доме тишина и покой. Марьяне ничего не хотелось. Только спать.
– Прости! – пробормотала она.
– Все равно это самая лучшая ночь в моей жизни, – прошептал он.
– И в моей.
Марьяна не обманывала Игната. Ей нравилось проводить ночи с Трофимом, но то была запретная близость. У него жена и ребенок. Она никак не могла забыть об этом. Трофим не принадлежал ей целиком, Марьяна не имела никаких прав на будущее с ним.
А Игнат – ее законный муж. У них впереди вся жизнь. Они одно целое. Марьяна уже чувствовала себя счастливой половинкой. Она знала, что завтрашняя ночь будет лучше, чем сегодняшняя.
– Я тебя очень люблю, – прошелестел ей на ушко Игнат.
Марьяна только улыбнулась. Она не могла ответить ему тем же. Во-первых, сон уже овладел ею, и язык отказал в повиновении. Во-вторых, Марьяна еще не любила Игната так, как хотела бы.
Но у них еще все впереди. Она обязательно влюбится в него. А если нет, просто будет ему верной женой.
Ворота, сваренные из труб, были закрыты на замок. У Игната имелся ключ, но во двор завода он зашел через распахнутую настежь калитку. И тут же увидел полного розовощекого мужчину в дорогом кожаном пальто. Тот шел торопливо, размахивая руками. Его лицо выражало если не крайнюю, то близкую к тому степень раздражения.
– За плиткой? – на ходу спросил он, предостерегающе глянув на Игната.
– За плиткой.
– Зря! Там такой шлак!.. – Мужчина выплеснул на Игната свои эмоции и продолжил путь. – Чтоб я еще раз!..
Игнат еще не знал, чем расстроен розовощекий дядя, но уже догадывался, что разговор шел вовсе не о том шлаке, из которого делают блоки.
Кустарное производство размещалось в старом кирпичном коровнике. К нему вела гравийная дорога, вдоль которой тянулся тротуар, вымощенный обломками плитки. И дорога паршивая, и тротуар дрянной. Территория вокруг коровника жутко захламлена: обглоданный остов грузовика, обгорелые шины, выпотрошенный матрас, рваная бумага. Даже штабеля тротуарной плитки казались Игнату мусором, возможно, из-за того, что гнездились в беспорядке.
Коровников было два. Они явно никогда не ремонтировались. Пролетарии вывезли навоз, заложили оконные проемы кирпичом, вот и вся модернизация.
Двери дальнего коровника были закрыты на замок, а в ближнем вроде бы теплилась жизнь. Первые по ходу двери закрыты, а вторые распахнуты настежь. Тихонько играла музыка, слышались чьи-то голоса.
В сумраке цеха Игнат увидел двух таджиков и худосочного остролицего парня славянской наружности.
– Здравствуйте! – Игнат настороженно глянул на парня.
Таджики его почему-то не напрягали, а этот тип вызывал сомнение. Уж больно на гопника похож. Хорошо, если косит под блатного, а вдруг со стажем? В кармане нож, а в голове дурость? Как же хорошо, что Марьяна осталась дома.
– Здравствуйте. – Парень поднялся, едва скользнул по Игнату взглядом.
– Работаете?
– Пока нет. – Остролицый парень вроде бы и смотрел в сторону Игната, но взглядом с ним не встречался.
Видимо, парень действительно сидел. В местах не столь отдаленных, говорят, не принято смотреть в глаза.
– А чего так?
– Что смотреть будешь? – незлобно спросил этот тип. – Плитка, бордюр, блоки?..
– Все буду смотреть. Я ваш новый директор.
– Новый? – Парень с безобидной смешинкой глянул на него. – У нас и старого-то нет.
– Старый нам не нужен.
Парень кивнул, будто бы соглашаясь с ним. Он вытер ладони о грязную телогрейку, но руки не подал. То ли не захотел, то ли не решился.
Зато представился:
– Василий.
– Игнат.
– А по батюшке?
– Зачем? – Новый начальник изобразил удивление.
– Если ты директор, то с тобой по имени-отчеству надо. Или как? – Василий остро глянул на него. – Ксива есть? Бумага?
Игнат кивнул, достал из папки копии свидетельств, подтверждающих право гражданина Шуринова Алексея Антоновича на землю и строения. Там же был и приказ о его назначении директором производства в деревне Большие Ясли. Но Василий даже смотреть ничего не стал.
– Электричества нет, – деловито сказал он. – Отключили. И с материалом беда. Щебень есть, а цемента совсем нет.
– А персонал?
