Никого, слава богу, не задело. Позиция у пулеметчика была великолепная, и если бы нервы у него оказались покрепче и он подпустил бы их еще метров на пятьдесят, то сейчас бы они перетаскивали в безопасное место убитых и раненых и подсчитывали потери.
– А может, они просто остановили нас? Загнали в лощину и теперь начнут понуждать к сдаче? – Старший сержант Численко, как всегда, сгущал. За ним это водилось. Но Воронцов, среди прочих других, ценил в своем бывшем помкомвзвода и это качество: наихудший вариант развития событий Численко просчитывал мгновенно.
Очередь прошла над самой головой, так что чуткая Кубанка прижала уши и шарахнулась в сторону. Теперь она бежала вдоль ручья вслед за Калюжным, и Воронцов, увидев, как подпрыгивает мешок с боеприпасами, притороченный к седлу, успокоился. Теперь, главное, понять, кто перед ними, в какой силе и как расположен.
– Почему они не стреляют? – Численко лежал рядом, прижав голову к мокрой прошлогодней листве. Он не шевелился, даже не поднимал голову. Уж он-то знал, что оттуда, из-за протоки, пулеметчик сейчас, скорее всего, смотрит в бинокль, определяет цели для очередной атаки. Но вместо трассирующих пуль из-за гряды ольх, ветвистыми отражениями опрокинутых в воду, донесся голос:
– Эй, мудачилы! Из какого хозяйства и какого хера вы сюда забрели?
Голос пулеметчика и его настрой обнадеживали.
– Каминцы, что ли? Или мы вышли на наш северный опорный пункт? – Численко осторожно поднял голову, вытащил из-за пазухи бинокль и начал осматривать косяк береговой полосы, высовывавшейся из ольховых зарослей. – Ни хрена не видать.
– Вряд ли. Видимо, кто-то из наших. – У Воронцова вдруг мелькнула надежда: полковая разведка. Ведь Калюжный вел их не на северо-запад, а, скорее всего, на северо-северо-запад. Стрельба, которая два часа назад бушевала севернее Малых Василей, возможно, доносилась именно оттуда, куда они сейчас подошли. А значит, где-то здесь поблизости хутор Закуты? Но звуков близкого жилья не слыхать. Да и Калюжный обмолвился, что Закуты остались правее их движения.
– Не стреляйте! – перевалившись на спину и запрокинув голову, так что видны были отраженные в воде ольхи, закричал Воронцов. – Мы из хозяйства капитана Солодовникова! Кто вы?
– Хозяйство старшего лейтенанта Васинцева! – отозвались из-за протоки. – Назовите имя командира Седьмой роты!
– Кондратий Герасимович! – крикнул Воронцов, уже узнавая голос, окликавший их из зарослей ольховника. – Иванок! Это ты?
– Я, Сашка! Тропа левее! Держите на большую сосну с двойной макушкой!
Первыми пошли Воронцов и Численко. Темникову Воронцов приказал, на всякий случай, держать на мушке береговую полосу правее ольховых зарослей. Именно там Численко засек какое-то движение.
– Егорыч, молоти сразу по всей косе. Мы заляжем. Бей через головы.
– Понял, Александр Григорьич, – отозвался пулеметчик и начал устраиваться за сосной, поторапливать своего второго номера.
Лучников, словно парализованный, двигался медленно, ронял конец металлической ленты с плоским наконечником, и в конце концов Темников сам схватил ленту и заправил ее в приемник. Крышку придавил двумя руками, осторожно, чтобы не щелкнула, и оттянул рычаг затвора назад.
Пожилые солдаты стали называть Воронцова по имени и отчеству. Это заметил даже подполковник Кондратенков:
– Уважают тебя в роте, Александр батькович. Цени.
А он про себя подумал: когда на смерть уходишь, и черта братом назовешь. Но теперь, поднимаясь с сырой земли и чувствуя, как холодная влага пропитала комбинезон на локтях и коленках, он действительно чувствовал в своем пулеметчике брата. Все приказания были отданы. Капитан Омельченко торопил:
– Давай, смоленский, давай вперед.
Но уйти просто так Воронцов не мог. Оглянуться на своих солдат он не рискнул: вдруг они разглядят в его глазах испуг? И, не оглядываясь, он сказал им, обращаясь почему-то к Темникову:
– Ну, Егорыч, где наша не пропадала.
– С богом, командир, – ответили ему. Кто сказал эти слова, он уже не разобрал. Может, Темников, может, Лучников, может, кто-то из роты Нелюбина.
Вначале под ногами хрустела влажная, спрессованная в тонкий пергамент листва, пронизанная, как арматурой, мертвыми сучьями деревьев и кустарников. Потом зачавкала вода. Действительно, левее обнаружилась вдруг отмель, ровная, с двумя колеями посередине. Похоже, что это была рукотворная дамба. Значит, те, кто окликал их с той стороны голосом Иванка, неплохо знали местность. Или успели хорошо ее разведать.
Боковым зрением Воронцов заметил, как Численко отвинтил колпачок на деревянной ручке трофейной штоковой гранаты и нащупал шарик вытяжного шнура. Он держал автомат на плече, как делал это всегда перед атакой. Палец на спусковом крючке. Их напряжение, видимо, заметили в ольхах, и оттуда вышли тоже двое. Он узнал Иванка и командира взвода конной разведки старшего лейтенанта Васинцева. Иванок во все лицо улыбался, щуря щербатый рот.
– Сашка! – Крикнул он. – Вот так встреча!
Они обнялись. Но напряжение спало только тогда, когда Воронцов увидел остальных разведчиков. Их было всего двенадцать человек. Некоторых из них он знал в лицо. Один лежал на носилках. Раненый даже не взглянул на них, и Воронцов понял, что дела его плохи.
Численко завинтил колпачок гранаты, зачем-то потряс ее и, бормоча что-то себе под нос, пошел умываться.
– Махни там нашим, – сказал ему Воронцов, – пусть переправляются сюда.
Теперь, когда они соединились, их группа стала более внушительной. Теперь здесь, в лесу, они представляли силу, которая могла действовать более свободно. Но капитан Омельченко сразу обеспокоился. Выслушал доклад взводного и тут же спросил:
– Хвоста за собой не тащите?
– Мы оставили заслон, троих человек с пулеметом. Они контролируют дорогу и все тропы из Закут в нашу сторону. Пока все тихо. После боя мы вышли в сторону нашего опорного пункта, имитировали уход домой, а потом, болотами, обводным путем повернули сюда.
– Сколько отсюда до хутора?
– Километра четыре.
– Опасное расстояние. С кем был бой?
– «Древесные лягушки». Одеты как парашютисты. Аэродинамические шлемы. У убитого обнаружили нож-стропорез. – Старший лейтенант Васинцев указал пальцем в небо.
– А где на них напоролись?
– Опорный пункт мы обошли стороной. А в лесу нос к носу столкнулись с ними. Уже было не разойтись. Троих завалили. Одного утащили. Бой они вначале приняли, а потом вдруг начали отходить, даже убитых побросали.
Воронцов слушал разговор капитана и старшего лейтенанта и поглядывал на Иванка. Время и война делали свое дело. Иванок вытянулся. Взгляд уверенный, немного даже нагловатый. Разведчик. Прицел снайперской винтовки зачехлен парусиновым самодельным чехольчиком. Ствол и приклад замотаны полосками, нарезанными из немецкой плащ-накидки.
