Нелюбин, Екименков и проводник Калюжный прибежали, когда все уже было кончено, и Воронцов, задрав вверх куртку и разрезав одежду «древесной лягушки», подсовывал марлевый тампон, чтобы остановить кровь. Фельдшер Екименков тут же перехватил руку ротного, сказал:
– Дайте-ка я сам…
Фельдшер осмотрел рану и взглянул на Воронцова:
– Товарищ старший лейтенант, допрашивайте. Скорее.
Воронцов наклонился к бледному лицу «древесной лягушки» и спросил по-немецки:
– Какое задание вы выполняете здесь?
Тот молчал. Наблюдал за руками Екименкова, который осторожно и умело накладывал на рану тампон, и молчал. Кровь, наконец, удалось остановить.
– Сколько вас здесь и каков маршрут движения?
Раненый посмотрел на Воронцова, поднял руку, словно пытаясь дотянуться до его кортика, рукоятка которого торчала из голенища сапога, и сказал:
– Как ты меня… Воровской удар… Будь ты проклят, красноперый.
– Русский. – Калюжный толкнул его в плечо стволом ТТ. – Ты, сволочь продажная, отвечай, когда тебя спрашивают! Ну? Чего молчишь, как будто ничего не понимаешь. Все ты понимаешь, шкура немецкая!
Воронцов повторил свои вопросы по-русски.
– Слышь, командир, – поднял голову раненый, – меня Андреем зовут. Давай поговорим по-человечески. Я знаю, мне хана. В живот… Это конец. Меня Андреем зовут. Хоть ты и сволочь комиссарская. А все же русский человек.
– Я не комиссар. Я офицер, командир стрелковой роты.
– А как оказался здесь? Где твоя рота?
– Не твое дело.
– Врешь, прихвостень жидовский.
– Вот уж кем никогда не был, – усмехнулся Воронцов.
– Не был? А кто же ты есть?
– Говорю тебе, командир стрелковой роты. Старший лейтенант Воронцов. Для тебя сейчас самое разумное ответить на некоторые вопросы.
– Андреем меня зовут. Андреем.
Воронцов вдруг почувствовал, что не может произнести его имени. Нелюбин, все это время молча стоявший рядом, нагнулся к раненому и сказал:
– Андрей, говоришь?
Раненый вскинул голову, посмотрел на Нелюбина и кивнул:
– Андрей, батя. Точно.
– И отец, должно быть, у тебя есть? И мать ко двору дожидается?
– И отец, и мать, – вздохнул Андрей и поморщился от боли. – Все как у людей. И крест на груди. А удача вот отвернулась. Ротный твой, батя, оказался половчее меня.
– Эх ты, Андрей, Андрей… Держи нос бодрей…
– Все, батя, отдержался. Убил меня ваш старлей. Воровской удар. А я думал, что возьму тебя легко. – И Андрей повернул голову и посмотрел на Воронцова. В глазах его уже появился туман.
– Куда ж ты шел, Андрей? – спросил Нелюбин. – За нами, что ли?
– За вами, – кивнул Андрей.
– А кто тебя за нами послал?
– Господин Радовский, командир нашей абвер-группы. Хана вам всем, ребята.
– Кто-кто? – И Нелюбин взглянул на Воронцова.
– Георгий Алексеевич Радовский, наш командир. Все, ноги холодеют. Ты врач? – И Андрей ухватил за рукав фельдшера Екименкова.
Тот кивнул.
– Тогда ты должен знать, сколько мне осталось?
– У меня нет медикаментов. Я ничем не могу вам помочь, – ответил Екименков и разжал его пальцы.
– Я спросил не об этом. В Красной Армии никогда не было достаточно медикаментов и бинтов. Раненые подыхали, как скот. И теперь подыхают.
– Зачем же мы понадобились твоему командиру, Андрей? – спросил Нелюбин.
– Вы – враги. Вот в чем суть нашей войны, ребята. И вам отсюда не выбраться.
– Что вы ищете в пуще? – спросил Воронцов.
– Самолет, – сказал Андрей. – А теперь оставьте меня. Хочу умереть один. А вы мне – враги. Не хочу. Лучше на траве. Здесь, среди деревьев.
Раненый замолчал. Но вскоре открыл глаза и заговорил быстро, неразборчиво. Бредил. Звал какую-то Риту.
– Сестру зовет, – сказал Нелюбин.
– Откуда ты знаешь? Может, жену.
– Нет, сестру, – уверенно сказал Кондратий Герасимович и кивнул им. – Идите. Я вас догоню.
Фельдшер Екименков встрепенулся, хотел что-то сказать, но натолкнулся на холодный взгляд Воронцова, собрал свой вещмешок и встал, опершись на винтовку.
– На вот, возьми. – И Воронцов сунул в руки Калюжному МР40. – Запасные рожки забери у него.
Нож, бинокль и пистолет Нелюбин у него уже забрал.
– Документов – никаких, – сказал Кондратий Герасимович и вытащил за тесемку овальный алюминиевый медальон. На нем был выбит индивидуальный порядковый номер и надпись: «Ost-Btl.» – Давай сюда свой ошейник, Андрюха. Он тебе ни к чему. Пускай твои мать, отец и сестра думают, что ты погиб в праведном бою.
Лягушки орали левее, за осинником. Значит, там начиналась протока. Дальше, за осинником, чернел ельник. Туда и вел их Калюжный. Перед тем как уйти, Воронцов вытащил из сапога кортик и протянул его Кондратию Герасимовичу. Тот сказал:
– Понял, Сашка, кто их ведет? Неужто тот самый Старшина?
– Не думал, что судьба сведет нас здесь, в этих болотах.
– Судьбе все равно где, – махнул рукой Нелюбин.
Спустя несколько минут Нелюбин догнал их. Нагнулся, помыл в протоке малую саперную лопату и сунул ее в брезентовый чехол. То же самое сделал с кортиком и протянул его Воронцову.
Глава четырнадцатая
Лесные массивы, уже обследованные группами поиска, Радовский обводил на своей карте синим карандашом и затем тщательно заштриховывал. Это занятие чем-то напоминало отроческие годы. Гимназию. Домашние задания. Набор цветных карандашей, привезенных отцом из поездки в губернский город…
Во второй половине дня в стороне хутора Закуты послышалась стрельба. Радовский тотчас выслал туда дозор. Спустя час дозор вернулся и доложил: в лесу близ хутора Закуты идет стрелковый бой, на опорный пункт неожиданно вышли то ли партизаны, то ли советская разведка, с обеих сторон есть потери ранеными и убитыми. Красные отошли на юго-запад.
– Как выглядят убитые большевики? – спросил Радовский.
– Никак, – ответил старший дозора.
– Поясните.
– Своих убитых они утаскивают. Никого не оставили.
– Либо их нет и не было вовсе. Так?
– Так. Из леса со стороны опорного пункта Советов работает снайпер. В итоге: четверо убитых, все в голову, трое раненых – все в поясницу или в печень.
– Так все же кто это был, разведка или еще кто-то?
– Командир опорного пункта пояснил, что противник действовал компактной группой, около двенадцати-пятнадцати человек, одеты одинаково – в камуфляжные комбинезоны и плащ-накидки, имели только легкое стрелковое оружие. Ни на солдат, которые стоят в обороне на этом опорном пункте, ни, тем более, на партизан они не похожи. И действуют совершенно иначе. Когда оказались обнаруженными, сразу стали отходить. Отходили, как я понял, очень грамотно. А когда попытались их преследовать, открыли такой огонь, что половина группы преследования тут же была перебита.
