Озабочена она была только одним – своей цветущей красотой – и занята была только собой. «Ах, ветер, охлади скорее мои лепесточки, смотри, как их припекает солнце», – капризно восклицала она или же, обращаясь к растущим рядом цветам, требовала: «Заслоните меня от лучей, разве вы не знаете, как они вредны для меня!» В пасмурные же дни роза возмущенно набрасывалась на тех же самых соседей: «Ах, да отодвиньтесь вы подальше и не затеняйте меня своими листьями, я не могу жить без солнца».
В заботах о своей красоте день для розы пролетал незаметно, не замечала она и жизни других обитателей сада – только с жадностью ловила малейшие признаки изменений своей внешности, но как ни странно, все изменения были в лучшую сторону. Роза цвела, благоухала, красота ее была безупречна. Садовник трудился над ней в поте лица, посетители замирали перед ней от восторга, а окружающие растения теряли голову и сходили с ума. Предложений руки и сердца было не счесть, но роза отказывала всем.
– Видите ли, я не вижу никого, кто был бы достоин моей красоты, да и потом зачем мне муж, если за мной так ухаживает садовник.
Никакой муж не даст мне столько заботы и ухода. И вообще, у меня уже сложились свои привычки, свой образ жизни, и менять их я не намерена.
Конечно, роза была самовлюбленной эгоисткой, и это признавали все, но как же она была хороша! Такой красоте можно простить все, даже гонор и высокомерие, с которым роза относилась к окружающим.
– Терпеть не могу этот мерзкий дождь, – снисходила она (в минуты отчаянной скуки, которые у нее редко, но случались) до разговора с соседкой – бледной маленькой розой, – мне вовсе не нужны его холодные струи, моим лепесткам и корням это очень вредно, я могу серьезно простудиться и заболеть. Ах, и вообще, мне хватает влаги, которой меня поит садовник, а дождь так и старается всю меня залить своей холодной водой, чтобы мои бесценные корни подгнили. Безобразие да и только.
Бледная маленькая роза, искренне радовавшаяся всегда дождю и видевшая, как жадно подставляют обитатели сада свои листочки, веточки и цветы под живительные потоки, боялась обидеть красавицу и, не умея ответить, робко молчала, впрочем, счастливая тем, что с ней заговорили. Но красавица роза и не нуждалась в диалоге. Она говорила только сама (тоном безапелляционным, капризно крутя очаровательной головкой) и только саму себя слушала. Но ей все прощалось, казалось, такая раскрепощенная красота имеет право на все и все можно принять и стерпеть, что от нее исходит.
Исключение роза делала только для одного мотылька, с которым даже иногда беседовала, любила послушать сплетни о жизни сада, которые порхающее создание ей передавало, снисходила порой и до смеха, а иной раз могла вдруг поделиться и чем-то личным, чего категорически не допускала с другими.
На задворках этого же сада в совершенной тени и заброшенности рос самый обычный, ничем не примечательный репейник. И как это садовник допустил такой недосмотр и дал возможность репейнику вырасти и войти в полную силу? Так или иначе, но репейник возмужал, укрепился и стал осматриваться вокруг, поскольку его рост уже позволял ему возвышаться над зарослями беспрепятственно растущей здесь крапивы. Из своего дальнего угла разглядел розу и был сражен наповал ее красотой. Право, удивляться тут нечему, принимая во внимание все, о чем здесь говорилось, гораздо удивительнее было бы, если бы этого не произошло. Теперь все помыслы репейника были только о розе, он еще больше стал тянуться вверх, чтобы лучше видеть предмет своих грез и любоваться им вволю. Капризная красавица, конечно же, ничего не замечала, репейник для нее попросту не существовал. А он, ни жив ни мертв, не мог отвести от этой чарующей красоты своих простеньких невыразительных глаз.
Долго ли, коротко ли так продолжалось, но однажды репейник не выдержал и во всем признался присевшему на его блеклые цветы мотыльку. Да и то сказать, все влюбленные ищут грудь, на которой можно выплакать свои мечты и надежды, и уши, способные слушать их бесконечную любовную чепуху.
Итак, мотылек стал поверенным сердечной тайны репейника, и теперь, как только оказывался в поле зрения последнего, на него сразу обрушивался шквал сердечных излияний влюбленного. Дошло до того, что репейник теперь уже с нетерпением вертел головой во все стороны, высматривая наперсника, и стоило ему увидеть где-нибудь веселое и беспечное трепыхание легких крылышек, он начинал громогласно и настойчиво подзывать это чудо к себе, потому что уже, как в сильнодействующем наркотике, нуждался в разговорах о своей тайной любви. К чести мотылька, он не распространялся о своей, если так можно выразиться, дружбе с розой, а просто по легкости, бесконфликтности и природной веселости сочувственно выслушивал стенания влюбленного сердца и тут же обо всем забывал, как только беззаботно улетал прочь.
И долго ли так бы все тянулось, кто знает, если бы крапива, которой наскучили потуги репейника взметнуться как можно выше, а также его нескончаемые дерганья во все стороны в постоянных поисках мотылька, не решила вмешаться в дела неудобного и беспокойного соседа и не посоветовала ему использовать мотылька в роли свата. Репейник и обрадовался, и испугался. С одной стороны, было здорово наконец открыться чудесной красавице, с другой, его страшила возможность отказа. Он как-то сник, притих и ушел в себя, так что мотылек, пролетавший мимо, крепко удивился, что его вроде бы даже не замечают и он может беспрепятственно летать туда-сюда без необходимости выслушивать любовные стенания, со скукой ожидая, когда же они кончатся. Ему даже как-то стало не хватать этих самых стенаний, поскольку, опять же из-за беззаботности и беспечности, ничего интересного в его собственной личной жизни не было. Так прошло несколько дней, и мотылек, не выдержав, опустился на знакомые цветы репейника без всякого приглашения. Репейник, погруженный в свои думы, никак не отреагировал на его визит; он не замечал даже смены дня и ночи и жил в каком-то забытьи.
– Что случил ось-то? – затеребил его лапками мотылек. – Ты, я вижу, мне не рад?
Репей очнулся и уставился на гостя. Вот тебе и случай подвернулся, значит, надо его использовать, и он запинаясь забормотал о том, что решил посвататься к розе и просит мотылька быть его сватом. Мотылек легко и беспечно согласился и тут же полетел выполнять порученное. Когда он изложил розе суть предложения, роза подумала, что ослышалась. Разве смеет этот безродный подзаборник, выросший на куче навоза, даже посмотреть в ее сторону, не то что мечтать о ней? А уж предлагать королеве брак с такой позорной нищетой и вовсе вещь совершенно недопустимая. Оказалось, смеет, может и предлагает. Возмущенная до предела, роза задрожала в негодовании всеми своими лепестками. «Чтоб я больше никогда о нем не слышала», – заявила она мотыльку, как отрезала.
Что тут будешь делать? Ее право согласиться, ее же право и отказать. Мотылек полетел передавать несостоявшемуся жениху безрадостную весть.
Вслед ему роза ядовито прошипела: «И ты тоже хорош, нашел кого сватать? Кто он и кто я! Еще раз возьмешься за такую роль – и близко ко мне не подходи. Возомнил себя Купидоном, башка бестолковая».
Так что и мотыльку досталось, и еще долго роза дулась на него и отворачивалась, когда он несмело пролетал мимо. Что касается репейника, то о нем больше никто не слышал, таким незаметным он стал. И вдруг в саду наступили перемены, да еще какие!
