Я пингвина на плечо посадил, и мы смотрели, как скачут по воде большие взрослые пингвины. И я говорю Асте:
– Теперь мы можем в воду или ещё куда.
А Астя говорит:
– Лучше уж в параллельное пространство отсюда шагнуть, место как раз подходящее.
Только мы в параллельном пространстве появились, как люди вокруг нас забегали, нас плечами толкают, и все такие серые и невзрачные.
– Как вы тут? – спрашиваем мы.
– Да ничего, – говорят, – живём потихоньку, без пингвинов справляемся.
Пингвин засмущался и ко мне в карман рубашки залез.
– Пока мы тут ходим по своим делам, – говорят люди из параллельного пространства, – можете в краеведческий музей сходить и осмотреть достопримечательности. Так все делают, а зачем – мы не знаем.
Зашли мы в музей, а там кошка местная когти о музейные экспонаты точит.
– Хорошая кошка, – говорят нам сотрудники музея. – Вчера третье чучело достопримечательного животного доела, и ничего, даже живот не заболел.
Тут кошка к нам направилась, и хвост у неё трубой, и клыки как у тигра.
Мы из вежливости сразу говорить стали:
– Спасибо вам большое, очень у вас тут хорошо, и кошка ласковая, а мы дальше пойдём, – а сами к двери пятимся.
– А что это вы, – говорят люди из музея, – ещё не всё посмотрели, а уже к двери пятитесь? Не знаем, как там у вас, а у нас в параллельном пространстве это даже как-то неприлично.
А я говорю:
– У нас каждый обучен пятиться, и если вы даже такой ерунды делать не умеете, то непонятно, как вам целый музей доверили.
Но музейщики не обиделись даже, а наоборот, обрадовались – потому что в параллельном пространстве психология другая.
– Ура! – говорят. – Как радостно. Тогда идите дальше в музей, у нас там не только кошка дикая, а ещё и динозавры ожили.
– Нет уж, – говорю, а Астя меня тащит в глубь музея.
– Пойдём! – кричит. – Кимка, пойдём! Я всегда мечтала на оживших динозавров посмотреть, и чтобы они на меня тоже смотрели, а вокруг безмолвие. И это всё получится, если ты, Кимка, болтать не будешь.
А работники музея засуетились, собрались вместе, живой стеной проход закрывают и говорят:
– Нет у нас никаких динозавров, это мы так просто сказали, а то вдруг вы их у нас отбирать начнёте.
Мы через толпу перепрыгнули и в разные стороны разбежались, а один угол наш пингвин занял. И все как начали в пингвина нашего пальцами тыкать, как закричат:
– Чёрно-белое чудовище!
А я говорю:
– Зря вы так. Вполне себе симпатичный пингвин.
А пингвин наш в это время в тысяче зеркал отражается и сам этого так испугался, что ко всем спиной повернулся, и поэтому на нас из зеркал тысячи пингвиньих лиц смотрят. И жители параллельного пространства говорят спокойно так:
– Нас такими монстрами не возьмёшь, да и динозавры наши такие же, только мы боимся, что вы этого единственного динозавра у нас заберёте.
– Конечно, заберём, – говорит Астя. – Давайте его сюда.
– Не дадим, – говорят, – он маленький. Приходите, когда подрастёт. Только он не подрастёт никогда, он породы такой. Значит, до свидания.
Астя подошла ко мне и зашептала на ухо:
– Слушай, Кимка, а давай у них динозавра заберём, хоть он и маленький.
– Ну, вроде мух ваших или тараканов, – подсказывают работники музея.
Мы разговариваем, а наш пингвин с их динозавром уже, держась за лапы, из музея выходят. Оба одинакового роста и даже похожи друг на дружку. Я говорю:
– Ладно, Астя, пойдём отсюда, посмотрим, чем ещё это пространство от нашего отличается.
Мы быстро выбежали из музея, дверь за собой закрыли, а динозавр говорит тоненьким таким голоском:
– Мы у вас специально вымерли, чтобы не уменьшаться, а я вот уменьшился, и ничего.
Пингвин наш говорит:
– А наши пингвины вот живы-здоровы.
Смотрят с динозавром друг на друга и улыбаются. На нас оглядываются и говорят:
– Спасибо вам, Кимка и Астя, но дальше мы сами пойдём, потому что вместе нам весело и радостно.
– А нам с вами, – говорим мы, – тоже, может быть, весело и радостно.
– Не усложняйте, – сказал пингвин. Динозавра оседлал, и они вдаль поскакали.
– Ну вот, – расстроилась Астя. – А я динозавра как следует и не рассмотрела.
– Ничего в них хорошего нет, – говорю я. – Они или вымирают, или вдаль ускакивают.
Мы это говорим и на площадь выходим. А там, на площади, дети в оранжевых комбинезонах идут друг за дружкой вереницей, которая в улитку закручивается. Я подумал: интересно, что будет, если они до конца дозакручиваются. А они просто в обратную сторону пошли и в другую улитку закручиваться стали, только комбинезоны у них уже были не жёлтые, а зелёные с серебристым отливом.
Астя смотрит на это и говорит:
– Я всё у тебя, Кимка, спросить хотела, что ты делаешь с впечатлениями – копишь или сразу используешь?
Я ей ничего не ответил, а вслед за детьми пошёл, и Астя за мной следом направилась, и я спрашиваю у последнего мальчика:
– Что это вы в улитки закручиваетесь, а не в рогульки?
А мальчик говорит:
– У нас, Кимка, принято так. Вот когда у вас так принято будет, то вы тоже будете так закручиваться. Три раза в день восемь дней в неделю за полчаса до каждого завтрака.
– Тогда мы, – говорит Астя, – через полчаса с вами завтракать пойдём.
Мальчик говорит:
– Какие хитрые, – и ещё что-то добавить хотел, но ему в обратную улитку уже надо было закручиваться.
И тут пыль поднялась, сухие листья вверх полетели, и нас с Астей и самих чуть не унесло.
– Как у них тут всё наоборот, в этом параллельном пространстве, – говорит Астя. – Даже листья не вниз падают, а вверх летят.
– Это у нас не листья вверх летят, – говорит прохожий, – а ежедневная уборка мусора началась. Он у нас летит, выстраивается стаей и в назначенное место прилетает.
Мы обрадовались и стали из карманов конфетные фантики выбрасывать – их у нас к тому времени много накопилось. А тот же прохожий стал наши фантики ловить и себе по карманам рассовывать.
