Один из рубленых в лапу домов, из последних сил стоявший на высоком подмываемом берегу с самого края поселения и покосившийся к обрыву, брошен был давно. Пустые окна в голубых рамках наличников грустно смотрели на убегающие воды реки. А вот и метеостанция, здание новенькое, его издали можно опознать по мачте с антеннами. Возле группы деревьев виднелись две крашеные серебрянкой ёмкости под горючее.
Вот здесь, у стланей, так и не спущенных к воде, причаливал рейсовый катер, а тут, похоже, купалась детвора, когда река прогревалась…
— Вымерло.
— Так и есть, — поддакнул я Кате.
Высокий тут берег. С дальнего конца посёлка рядом с обрывом тянулся забор-кораль, сделанный из длинных горизонтальных жердей, за ним виднелся отличный многокомнатный домина с пристроенным зимним амбаром, гараж с распашными воротами, напротив выхода стоял новенький, ещё жёлтый сруб недостроенной бани.
Знаю, что лес подходит к обширной поляне фактории со всех сторон, деревья большей частью низкорослые, хвойные. Заросли кустарника у берега и за поселением не представляли собой непроходимых скоплений, тут вообще всё лишнее вычищено. Уютно, светло. Короче говоря, пока что не складывалось у меня впечатление, что вокруг затаились все отморозки животного или потустороннего мира. Впрочем, в лесу наверняка сумрачно, хоть и не темно. Но в тайгу нам и не надо.
Строений с воды видно немного, мешает обрыв, основная их часть стоит чуть подальше от реки. Все домики чистенькие, ухоженные, видно, что люди за подворьями следили. Да тут и грязи непролазной не бывает, песчаные грунты… Устав описывать круги в стороне, Васильев подогнал «Бастер» к борту «каэски».
— Видишь домище с синей крышей, что высовывается? — Миша показал пальцем вглубь посёлка. — Это грибоцех.
— Хорошее название! — отметила Глебова.
— Промыслы… — пояснил механик.
Стандартная проверка радиоактивного фона, никто и не заметил, как я вытащил прибор.
Несмотря на то, что с момента катастрофы прошёл уже год, люди в общинах не удивляются, когда кто-либо проверяет фон. Разразись в пик кризиса на планете полноценная ядерная война, последствия её давно ощутили бы все. Слава богу, пронесло, по крайней мере, в части применения мощных ядерных зарядов. Но всё больше и больше людей утверждают, что тактические заряды в районе Новосибирска и восточней к Абакану всё-таки применялись. И всё же это другой край, не наш, и интерес наш расположен не там.
У нас на Енисее и свои опасности имеются, ещё какие. Здесь существует совершенно особый изолят Железногорск, закрытый город Красноярск-26. В своё время Росатом посчитал, что, переместив сверхопасный груз плутония-239 с периодом полураспада двадцать четыре тысячи лет с берега Балтики на берег Енисея, он сделает мир безопасней, началась транспортировка в Сибирь отработанного ядерного топлива и хранение его на территории Железногорска. Отныне в этом изоляте заложен гигантский разрушительный потенциал, равный пятистам Чернобылям. Сухое хранилище — это колоссальная масса высокоактивного ОЯТ общей активностью двадцать миллиардов кюри. На так называемом мокром хранении находится ОЯТ общей активностью шесть миллиардов кюри. Чернобыльская катастрофа, к примеру, дала активность пятьдесят миллионов кюри. Красноярск не первое место, куда перемещали ОЯТ, на Урале в ЗАТО Озёрск, бывшем Челябинске-65, шестьдесят лет работало производственное объединение «Маяк», там сейчас наверняка то же всё сложно...
Когда в Красноярске-25 производили оружейный плутоний, то реакторы охлаждали, напрямую прокачивая воду из Енисея и сбрасывая её обратно в реку. Случались аварии, и топливо из военных реакторов, говорят, тоже сбрасывалось в реку. Вроде бы красноярские учёные отмечали мутации флоры и фауны, но пока что природа справляется сама. Однако если люди в изоляте, которых там, по прикидкам, осталось довольно много, не смогут удержать ситуацию под контролем, то нас ждёт ещё одна катастрофа, которая уж точно приведёт к генетическому взрыву. В случае аварии и начала миграция радионуклидов по Енисею людям придётся уйти на север, в крупные притоки типа Подкаменной или Нижней Тунгуски.
Красноярский могильник сейчас угрожает всем, радиацией умоется и северная Европа. Гадость непременно попадёт в реку, потом с течением в Северный Ледовитый океан, а далее уже океанские течения разнесут её от Берингова пролива до Норвегии. Так что нам остаётся лишь контролировать среду и регулярно напоминать упрямым изолянтам из Красноярска-26 о том, что мы готовы тесно сотрудничать и оказывать помощь. Лишь бы они справились с проблемой.
— Выходим, всем проверить оружие. Катя, дай сирену, — приказал я.
Резкий судовой сигнал пронёсся над вздрогнувшими окрестностями. Подождали. Встречать гостей никто не торопился.
— Ясно. Десантируемся. На берег идём мы с Мозолевским. Екатерина, ты становишься на противоположном берегу, оттуда больше заметишь. У тебя «Сайга».
— Может, «Тигра» взять? — предложила она.
— Нечего гематомы на плече зря набивать, тут тебе и «Сайги» вполне хватит, дальности рабочие. Васильев ждёт с лодкой прямо у откоса. Все на рациях, друг друга контролируем. Пошли.
Заметив, что пацан опять собирается активно возражать командиру, я скроил свирепое лицо, а правой рукой показал жест, захлопывающий собеседнику рот. Рот закрылся чуть ли не со стуком.
Комаров уже не замечали, не до них.
Пш-ш…
— Ещё разок рявкни, два раза, — попросил я по рации Глебову, когда вторым поднялся по деревянным ступеням наверх.
Такой рёв мёртвого поднимет! Только вот что-то никто не поднимается.
Мы настороженно глядели на пустую факторию, быстро проверяя взглядами улицу, если её можно так назвать, тихие дворы и некогда жилые дома с яркими тарелками-антеннами спутникового телевидения на крышах.
Что мы видим: полтора десятка строений, беспорядочно разбросанных по огромной чистой поляне, амбары, баньки, генераторную, ещё какое-то здание, напоминающее большой сарай, может быть, административное? Или магазин? Нет, магазина тут быть не может, слишком мало людей жило на фактории. Заборов немного, есть погреба и сараи поменьше — картинка, в общем-то, вполне привычная для глухих енисейских поселений… Растительность словно упорядочена. То трава мелкая, словно на городском газоне, то утоптанный песочек. Деревья как деревья — несколько развесистых старых берёз ближе к центру и редкие молодые елочки, между ними кустики, в этой местности топор или мачете не понадобятся.
В своё время на фактории Сым и заимках вокруг неё жили одни старообрядцы и представители народа кето. У староверов, частенько предпочитающих жить не в самом селении, а на заимках, всё, как всегда, было обустроено капитально, основательно. Погреба и амбары ломились от копчёной оленины и сохатины, банок тушёного мяса, грибов и ягоды, овощных заготовок. На столах всегда была свежая рыба, в том числе и полуметровые стерлядки. В парниках и в открытом грунте чего только не выращивали: клубнику, картошку, помидоры, а тепличные огурцы ели уже с марта. До поры традиционного чая почти не было, его заменяли отварами и морсами из брусники и смородины, клюквы и малины.
