— Командир, на лоханке флагшток зашевелился!
— Ерунду не мели. У тебя от страха всё сейчас зашевелится. Ёлки, ты что, Сань, всё-таки хочешь лично проверить, нет ли там синяка?
— Не-ет…
— Убери помповик, возьми моего «Тигра» и наблюдай дальше.
— Что, можно винта? — обрадовался Сашка.
— Нужно. Только зря не пали, мне уже и самому всякое мерещится.
За штурвалом я освоился ещё за первые десять минут управления, сейчас же вообще привык к характеру новой реки. Ничего хитрого. Течение ровное, вода — как зеркало, вынесенный вперёд эхолот работает правильно, подруга уже подрегулировала порог предупреждения звуковым сигналом. По большому счёту бесполезный сейчас радар «Фуруно» тоже исправен, пашет, он сможет засечь крупный объект, даже если тот прячется за деревьями, особенно металлический. Пусть крутится.
Сверяя прокладываемый курс с разложенной на торпеде лоцией, Екатерина, сидя рядом, активно помогала вести судно. Штурманила, подсказывая глубины, дистанции и направления следующего поворота, указывала на второстепенные рукава и главное русло реки. Ещё и пометки на карте успевала ставить — опытный работник водного транспорта. Она смотрела на карту и вперёд, я же с удовольствием поглядывал на неё. Всё те же длинные русые волосы, собранные в так нелюбимую мной толстую косу, которая мешает в любовной игре, чуть вздёрнутый нос, манящие пухлые губки… Чёрт, какая же она всё-таки хорошенькая! В меру подкрашена, в глаза не бросается, но макияж есть. Даже полевая одежда всегда подобрана под худенькую фигурку. Херцы-берцы, взглядом могу её слопать!
— На реку смотри, левый поворот сто пятьдесят, ход по правому берегу, ближе десяти не жмись.
На этом участке эхолот то и дело показывал подводные гряды, енисейские рыбаки называют их каргами. Там застревает всякий речной мусор, крупный и мелкий, в котором собирается всякая водяная мелочь вроде ручейника, жука-водоплава и мормыша — любимой пищи осетра и стерляди. Осетра старые енисейские рыбаки кличут речным поросёнком. И действительно, он, словно поросенок, ползает по дну и собирает эту мелочь, процеживая грунт и ил. У осетра и рот-то открывается, как у поросенка, совсем не так, как у гордого хищника тайменя или гольца Дрягина. А тех зубы мощные, порой не в один ряд стоят, чтобы добыча не соскользнула.
Определённо, после встречи с брошенным баркасом что-то пошло не так...
Проходя в очередной раз по мелководью, катер цепанул илистое дно, и мусор забил водомёт, пришлась останавливаться и чистить узел, а это трудная работа. Затем почему-то перестала вращаться антенна радара. Учитывая характер реки и безлюдье, я большого значения такой поломке не придавал, рассчитывая починить на обратном пути, когда мы скатимся в Енисей. Вот только механик был категорически против, опять пришлось останавливаться… Не успел Михаил, достав инструмент, начать разбирательство, как локатор сам собой заработал. Мистика машинного разума. Тронулись.
Через несколько километров хода показался Черный лес, так мы обозначили это место на карте. Скоротечный верховой пожар освободил стволы от хвои и веток, обугленные целиком или у вершины высокие иглы частоколами стояли по обоим берегам, словно ограничивая возможности маневрирования и направляя катер в чудовищно огромную ловушку, где у финиша сидит Охотник. Ряды страшных деревьев были честны: они не заманивали, не обманывали, а прямо приказывали судёнышку с четырьмя людьми на борту плыть всё дальше и дальше, уходя в глухомань от родного просторного Енисея…
Как-то не так я представлял себе речку Сым. Настроение опустилось почти до нуля.
— Чувствуешь себя, как в загоне, словно ты беспомощный в воде олень на поколке. Вот-вот налетят тунгусы в лёгких лодках и с острыми пальмами наперевес… Пока что я никакого удовольствия от путешествия по легендарной таёжной речке не получаю, — признался я тихо подруге.
— Меня тоже всё гнетёт. Ничего не поделаешь, ситуация такая, — ответила Катя. — Что-то особенно жарко стало, тебе не кажется?
— Печёт. Может, рядом лес загорелся?
— Дымом не тянет, — возразила она.
Ещё через километр в рубку с конкретным предложением вошёл Мозолевский:
— Сил больше нет терпеть, командир, давай причалим вон к той косе! Голое место, просматриваемое, до деревьев далеко, вроде бы, ветерок есть, значит, сразу не сожрут. Хоть искупаемся!
— Я не против, кстати, — поддакнула подруга.
— Может, сперва найдём хорошее место для стоянки, и уж тогда… — засомневался я без особой настойчивости.
— Учти, ночью я в этот жидкий шоколад не полезу, — категорически заявила Глебова, откладывая лоцию в сторону. — А обмыться не помешает, да и в туалет пора, я же не могу, как вы, на краю борта писающего мальчика изображать.
Непосредственно рядом с предложенным местом гарей вроде бы не было, нормальная поляна. Катер замедлил ход, а потом влез на песок так, чтобы и течение не сносило, и можно легко сняться реверсом водомёта.
Ладно, рискнём. Кровососы, конечно, объявятся. Как тут раздеваться, сожрут ведь!
— Слышу радостные крики мошкары! — крикнул Мишка, сноровисто стаскивая с себя одежду и прыгая в воду.
Васильев тоже не терялся.
— Командир, мы быстренько, а потом и вы с Катериной скупнётесь! — нагло заявил пацан и добавил: — Если не струсите!
Сашка, сидя на песке, уже содрал с ноги высокий шнурованный ботинок. «Фу-у-ух!» — счастливым выдохом мальчишка озвучил избавление от второго и чуть ли не с места нырнул в реку. Во, даёт!
Первым из воды выскочил дрожащий, как осенний лист, Мозолевский. Да уж, выражение лица механика не вдохновляет... Но делать нечего, мы с Катей тоже полезли, правда, не так рьяно. Ого-го! Водица — как из холодильника, до дрожи, долго такую не вытерпишь! Сым хоть и бодрил пришельцев холодом, но позволил смыть пот и освежить тело после долгих часов пути. Наскоро ополоснувшись, я выскочил на песок пляжа, принявшись подпрыгивать и обтираться широким вафельным полотенцем, им же и отмахиваясь от уже собирающихся на пир кровососов.
— Вроде бы место вполне подходящее, не ошиблись, — сказала Катя, подходя с баллончиком красного «Гардекса». Как же не охота покрывать только что вымытую кожу ядовитой химией… — Давай-давай, спиной поворачивайся! А потом чай попьём спокойно.
Одевшись, я решил осмотреть подходы, раз уж прибыли, в таком уголке должны быть следы присутствия человека, может, даже изба.
— Саня, ты иди направо, я налево. Катя, возвращайся на судно, Миша контролирует наше перемещение здесь.
— Я ещё разок сполоснусь, пока вы ходите, — решила девушка.
— И не холодно тебе? — покачал головой механик.
В полутора сотнях метров по песку стояла средней высоты хвойная роща, и не тёмнохвойная, сквозь стволы просвечивала дальняя поляна. Туда я и направился. Но как только зашёл в лесок, как сразу же стало темно, настолько плотно кроны кедрача смыкались над головой. Кедровый бор был идеально чист, в городах парки такими не бывают. Только толстый слой хвои на густом и пушистом мшанике, да мелкие веточки на серебристых ягельных пятнах. От кедра до кедра — метра три такого матраца, нога буквально утопает при шаге.
