— Дэтой мазались, поди, ещё советской? — усмехнулся я.
— Мы люди простые, уж к чему с малолетства привычны. Ну и репудинчиком, конечно, только его сейчас ещё и сыскать нужно, дефицит. Да! Забыл сказать, на Сыме очень много стариц, местные их называют курья, и озер много рядом с руслом.
А хорошо мне!
Чинно беседую со знающим мужиком, стоя под безоблачным, почти белым небом, едва тронутым голубизной. Рассуждаем с ним о реках и рыбалках, вполне по-светски, я и по сторонам не забываю поглядывать. Двигаемся вдоль левого берега — километров двадцать в час, ещё и мощное течение Енисея помогает. Дизель «каэски» работает ровно, умиротворенно. Нагоняя упущенное после остановки в Новоназимово время, где я довольно долго общался с единственным тамошним семейством, маленькая буксирная сцепка идёт полным ходом.
Майка-алкоголичка — вещь! Ветерок приятно обдувает подмышки, кружка холодного крепкого кофе освежает, по-летнему бодрит крепкой и терпкой прохладой напитка. Люблю я холодный кофе на таком солнце. В рубке уже прилично вымотанный и злой Сашка Васильев берёт очередные уроки судовождения и непрерывно сдаёт экзамен Екатерине. Хороший момент для тренировок. Вольная река, практически открытые воды, пусть мальчишка учится курс держать, почувствует габариты и инерцию судна. Неплохо он справляется, кстати. Но на Сыме никто ему штурвал не даст.
Вот стажёр задержался взглядом на панели приборов, замер. Что-то слишком долго пялится. Чего там смотреть, приборов-то… Репу чешет озадаченно. Ха-ха! Катя злится.
Лепота.
— Говорят, там какая-то особая стерлядь водится? — вспомнил я.
— Это так, — подтвердил Мозолевский. — Вообще-то там две популяции: одна с Енисея заходила до Майского, её в основном, уже прибрали. Другая живет от фактории и выше. Ещё на Белом Яру, есть такое местечко. Но её тоже староверы прибирали, ловить давали под контроль. Скандалов раньше много было… Потом браконьеров разогнали, в том числе и местные помогли, а разведчики всякие геологические, буровики да взрывники свалили. Там же нефть кругом искали! Говорили, что целая нефтяная провинция под тайгой и болотами лежит, сдурели с этой нефтью, что ты! Так что стерлядь в Сыме ещё водится, даже восстанавливается начала. Местная отличается от енисейской, приспособилась жить в реке с другими условиями: переменчивое русло, песчаные грунты, а на них нет типичного для неё корма.
Речка с необычным названием Сым бежит по равнине Западно-Сибирской низменности средь болотистых, покрытых лесом увалов и впадает слева в Енисей. Промышленности на её извилистых берегах нет. Леспромхозы в долине реки поставляли отборную строевую древесину для Дудинки, Норильского промрайона и Игарского лесокомбината, когда он ещё работал. В селе-фактории всегда жили кеты и эвенки, раньше их было больше, в последнее время мало. Старообрядцы есть, конечно, их на означенных реках живет достаточно много.
Часть болот, находящихся неподалеку от поймы, глубокие и топкие, полностью непроходимые. На них почти не растут деревья, кроме мелкой искривленной березы. Деревень, считай, тоже нет. Север Енисейского района всегда был малонаселенной территорией, а перед катастрофой на реке существовали только два жилых поселка: Сым и Майское. После эвакуации на берегах остались заброшенные домики и зимовья охотников.
— Эх, как-то там сейчас? Что такое четыре года, можно сказать мгновение. Наверное, ничего не изменилось, только тише стало: меньше эвенки на своих лодках-плоскодонках по реке шастают, да вертушки не летают.
— Там теперь плохо и кроваво, — безжалостно заявил я, протягивая руку за чужим биноклем. — Разбитый вертолёт, кругом ещё воняет гарью и несгоревшим топливом, так всегда бывает на «яме». Да, Миша, так… Предельно некрасивые трупы егерей противника, разложившиеся или мумифицированные, перепуганный до одури отшельник и полные непонятки с бесовской мистикой.
Мозолевский чуть изменился в лице от неожиданности такого перехода, который вряд ли мог кому-то понравиться, еле заметно пошевелил губами, но промолчал.
Он техник-механик с судоремонта, специалист по судовым машинам. Работы там сейчас немного, однако Фёдор Михайлович Казанцев, начальник крепко поредевшей и весьма небогатой ценными кадрами службы, в опергруппу отпускал его тяжело. Сам уговорить не смог, пришлось обращаться к старосте. Именно Михаил был мне нужен, и я его забрал, вместо того, чтобы включить в состав опергруппы трижды проверенного и обстрелянного Игоря Потупчика.
Будучи рыбаком-фанатиком, Михаил достаточно хорошо знает глухие места, куда мы направляемся. Охотой он никогда особо не увлекался, проводя всё свободное время на реках и озёрах, с сеткой, удочкой или спиннингом, но стреляет мужик неплохо, проверил. В своё время Мозолевский служил в мотострелках, пулемётчиком. Среднего телосложения, может, чуть полноватый, высокий и очень сильный в руках человек, при рукопожатии кисть трещит… Вверенный ему оперативно ДПМ разобрал, проверил лично, даже повозился с дисковыми магазинами, подшаманил для надёжной подачи. Через два месяца ему стукнет сорок пять лет, возраст далеко не самый подходящий для маневренного боя, но в непуганом доселе Сыме я и не жду боестолкновений. А вот зрелость и психологическую устойчивость Мозолевского, продукт большой жизненной опытности, уже оценил. Пусть новичок пройдёт проверку реальным делом, а там посмотрим.
— В тайге, оно, конечно, по-всякому бывает, чего же врать. Когда легко отскочишь, а когда и напугаешься до икоты. Да что я тебе говорю, поди, и сам сталкивался... Но сдаётся мне, командир, — продолжил он спокойным голосом, немного помедлив с продолжением, — что придётся пеленать этого бедолагу по рукам и ногам, да укладывать на палубе под тентом, чтобы не слушать вой и стоны в каюте.
Сталкивался и я. С мистикой никак не связан пристрастиями, внимания ей не уделяю, даже сериалы такие не люблю, только чистые ужастики-катастрофы, но в диком поле она всегда незримо присутствует где-то рядом.
— Хорошо бы без ужастиков.
— Это ты верно сказал, Алексей Георгиевич, верно, не надо бы. А то и я что-то напрягся, кое-что припомнив, — Миша понимающе покачал головой.
Ну, ё-моё…
* * *
Мимо сгоревшей на две трети деревни Ярцево шли медленно, не разбираясь, как там дела, и кто там есть. И так видно. Всё, никто больше не живёт в некогда вполне благополучном селе. И поблизости не живёт. Даже ярцевские староверы куда-то ушли.
Считается, что в этих краях многочисленные народы тунгусов-эвенков, хантов и кето жили столетиями, а некоторые без всяких оснований говорили и про тысячелетия. Помню-помню, как в начале девяностых либералы на их защиту вставали, сочиняя сказки.
«Тысячелетия совершенно автономной жизни, по своим законам, со своими богами, обычаями, в гармоничном слиянии своего мироощущения и природы! Они считали себя её детьми, а не покорителями и завоевателями. Но потом случилась вселенская беда, когда появились незваные гости из страны Московии с огненным боем и крестом, требующие покориться неведомому царю и невидимому Богу. Вирус цивилизации, чуть ли не синоним слова смерть, начал убивать многие из коренных народов, населявших Сибирь от Урала до Великого океана...».
