— Железногорск недавно оставили, уже близко.
— Там кто-то был на берегу?
— Наверняка следили. Но сигнал не дали.
— Видишь вообще что-нибудь?
— Плоховато, Лёша, дождь сильно мешает, — честно призналась женщина, способная добывать пулемёты. — Ходовые огни пока горят. Радар работает, помогает.
— Эхолот?
— За дурочку не держи, а? — спокойно попросила она.
Глебова уже опытный судоводитель, найдёт верный курс, лавируя в мутно-коричневом течении, проплывая мимо порой неузнаваемых после катастрофы берегов и полузатопленных судов, их здесь хватает. Чёрт, как быстро темнеет! Берег реки, а тем более разные препятствия возле причалов будут видны плохо, тут даже с включенным курсовым прожектором непросто подходить.
— Катя, может, есть смысл остановиться на ночь? Зачем в темноте рисковать, да ещё и в такую погоду?
Ночью в нынешние времена вообще не стоит по реке ходить, чаще всего в таком подвиге и необходимости нет. Спутниковая навигация отсутствует, по треку не пройдёшь.
— Поздно уже, полчаса назад я ещё колебалась, а теперь… Тут осталось километров тридцать от силы, места хорошо знакомые.
— Тогда не гони, прошу, сбрасывай скорость, иди спокойно, вдумчиво.
— Я и сейчас с тобой говорю на холостых, катер течением сносит.
— Хорошо. Кто с тобой, Потупчик?
— Нет, Игорь в посёлке, со мной Саша Васильев.
Ага, это наш стажёр, курносый мальчишка пятнадцати лет, отчаянно мечтающий стать боевым речником и полноценным членом моей плавгруппы. У парня неплохой водномоторный опыт, имеется своя «обушка» под мотором «Судзуки», причём не отжатая после катастрофы, а законная, оставшаяся ещё с мирных времён. Старается, слушается, учится. Я его вижу матросом на одном из судов.
— При подходе выйду на берег, маякну фонарём.
— Приняла, — откликнулась Екатерина. — У тебя какие итоги? Всё добыл.
— Всё, — ответил я без особого энтузиазма.
Пулемёт! После такого известия вообще трудно разговаривать, мысли летели в другую, не практическую, а мечтательную сторону.
— Генеральный груз здесь, чётко по списку, до последней позиции.
— Какой же ты молодец! — не слишком искренне на этот раз, как мне показалось, воскликнула она. — Приключений много было?
— Средне, как обычно. Может, чуть побольше среднего, — а что мне ещё оставалось сказать, не прямо же сейчас расписывать в деталях эпизоды рейда!
— Устал, бедненький, да? — на этот раз вполне участливо осведомилась Глебова, окончательно посылая подальше все правила радиообмена. Но ничего, разговор шифруется, и наше воркование никто не услышит.
«Что ты всё бедненький да бедненький! Придумай уже что-нибудь другое!» — захотелось мне выпалить. Удержался.
Вот же, ёлки! По-хорошему, мы с ней ещё позавчера должны были под венцом отстоять всё положенное в храме, и теперь трудолюбиво обретать опыт семейственности. Но… Непутёво как-то получается. Постоянно пикируемся, ругаемся по мелочам, и я всё откладываю, на главный шаг никак не решусь, мысленно прикрываясь то оперативными задачами, то очередной ссорой, то какие-нибудь другие причины находятся… Боюсь сделать ей предложение, если говорить прямо. Так и представляется: вот, допустим, предложу я ей руку и сердце, решительно, сам нарядный такой, с новой гармонью синего цвета и цветком в петлице, чуб наружу, а она возьмёт, и откажет! И что потом делать, а?
Дурь какая-то, детский сад.
— Поставь Сашку на бак, пусть смотрит в оба. Нечего в тепле сидеть, у парня глаза зоркие, пусть на холодке работает. Тепловизор дай. Дверь в рубку открой, чтобы слышать. И малым ходом, Катя, поняла? Малым! После моста ходовые огни отключай… Хотя нет, лучше после Ермолаево. Приём.
— Ясно.
Зараза, здесь нельзя засвечиваться. В темноте ночного Красноярска любой огонёк, даже слабый, заметен издалека. Дождь стихает, в тучах появились разрывы, видимость скоро будет нормальная. Уж фонариком-то я любимой женщине обязательно посвечу, пусть там хоть заново польёт водопадом.
Пулемёт добыла, надо же! Да ещё какой! Напрасно расспрашивать, каким образом речной пират с туера «Енисей», удивительным образом умеющий находить общий язык даже с синяками, смог достать такой раритет. Мало ли, кто мимо него мотается, истории могут быть самые разные.
И тут меня наконец-то прорубило:
— Подожди! «Карат»! Ты в канале? Катя? Екатерина! Я что-то не понял, а как он тебе его отдал, почему не рассказываешь?
Она откликнулась тут же:
— Авансом. Расплата на обратном пути.
— Ну?
— Что, ну? Лёша, давай позже, я просто не хотела тебе говорить раньше времени, — в её голосе слышалось смятение, и мне это очень не понравилось..
— Колись!
— Байк! — громко выпалила она в эфир.
— Какой байк? — мой рот открылся во третий раз.
— Тот самый, красный, что в гараже стоит. Бильбао сам предложил махнуться.
— Что-о?! — взревел я раненым моржом. — Как так байк? Мой байк?! И вообще, откуда он про него знает, а?
— Игорь ему, оказывается, рассказал. Похвастался вместо тебя, когда мы продукты передавали. Вот пират и предложил поменяться, говорит, есть у меня, милая Катенька, пулемётик лишний, завалялся, как-то... Самому нафиг не нужен. Сказал, что с детства сильно хотел завести себе крутой мотоцикл, да всё никак не складывалось. Прямо как ты, представляешь! А я подумала: подумаешь, байк!
— Подумаешь? Не, ну ты молодец… — кое-как выдохнул я, правой рукой сжимая подлокотник до боли в суставах. — Твою же душу, Катя, ты прямо в сапогах по сердцу! Меня сперва могла спросить?
— Не спрашивают при таких предложениях! Хватают сразу.
— Это же мечта, можешь это понять?
— Стоп! С ума не сходи, Исаев! Мальчишкой не будь! — крикнула Глебова. — Думай о сравнениях, что важней? Мотоцикл ты ещё найдёшь, если уж так припёрло, не менее красивый, понтовый, и тоже красненький. А пулемёт ДПМ отыщешь в своих гаражах? Ну, может и отыщешь, если все красноярские закоулки обыщешь. Успокойся, взвесь всё!
Я попытался сказать в ответ что-нибудь по-настоящему весомое, без рефлексий, но смог только промычать, ярко представив, как вожделенное чудо техники будет перегружаться на борт «Енисея» с помощью ручных синяков пирата. Как и куда этот сумасшедший флибустьер на нём собрался ездить? Если только не по палубе «Енисея», неужели он оставит судно без присмотра? Да не верю я в это, не оставит! Голова у него повреждена, но Бильбао отлично понимает; на суше суровая действительность его мигом в муку перемелет. Но разве влезешь в голову ненормального!
— Ладно, Екатерина, права ты во всём. Сейчас успокоюсь.
