– Нет, Роберт, я вошла в нужную дверь. В модельных агентствах не бывает таких сложных людей, как вы. Признаюсь, я много слышала о вас и не только плохого.
– Роберт! – Второй судья взял Роберта за руку и отвел в сторону.
Андриана повернулась к публике, засмущалась, и тут же развернулась обратно лицом к полотну. Боже, как она чудесна!
– Что происходит, Эн?
– Видишь ли, Габриэль, чтобы ее работу приняли, нужно набрать определенный проходной бал. Для всех современных художников без исключения он одинаков. Это пятнадцать баллов. Сейчас у нее четырнадцать, остальные судьи высоко оценили ее работу. И я полагаю, что Роберта уговаривают подарить ей этот решающий балл. Не думал, что попаду на такое увлекательное представление.
Роберт вернулся на свое место и обратился к Андриане.
– Хорошо, я дам вам еще один шанс. Если вы сумеете мне показать то, чего я не сумел разглядеть, то я вам прибавлю один балл. Я знаю, в вашем положении он – решающий. Всего один вопрос! Какую тайну вы скрыли в своих дивных глазах?
– Черт бы тебя побрал, Роберт! Все же, сам того не желая, я передал тебе некую ценность и ты сумел ею воспользоваться, – шептал Эн Ронни.
Он был явно возмущен.
– Габриэль, я тебе объясню, что происходит. Сейчас он уничтожит это смелое и чудесное дитя моим же собственным оружием. К сожалению, Андриана честна. А потому, если тебе не доставит удовольствие смотреть, как ее вышвырнут из этого зала, то прошу – уйди.
– Я останусь, – в моем голосе не было тревоги. Эн Ронни, скорее, был против Роберта, чем за Андриану, а потому я не стал искать в его словах утешение.
– Я не скрыла в своих глазах никакой тайны.
Роберт довольно улыбнулся.
– Значит, я верно понимаю, что не стоит мне искать глубины в ваших необыкновенных чертах и души в вашем произведении нет?
– Верно. Нет ее там. Моя душа всегда при мне.
– Значит, и смысла в вашем творении, по сути-то, и нет?
Она отрицательно покачала головой.
– Все видели?
Он повернулся к судьям, а затем снова к ней.
– Андриана, дорогая, приходите в следующий раз со своей новой работой. Если у вас есть некая тяга рисовать человеческие лица, то попробуйте нарисовать мое лицо, мне кажется, вы его надолго запомните, ведь я прав?
– Правы.
Секундная пауза.
– Но я этого делать не стану, ведь вы не будете наслаждаться собственным портретом, так, как моим. Я лучше попробую заявить о себе по-другому.
– Только не в этом городе, – он произнес это тихо, чтобы услышала только она.
– Я поеду в другой. Ведь вы есть в каждом городе, а мои работы пока только здесь.
Она поблагодарила улыбкой всех судей и направилась к выходу. Я не мог ее просто так отпустить.
– Габриэль, постой, у тебя даже костюма хорошего нет!
– Зачем мне нужен костюм, если при мне есть душа? – Я бросился вслед за ней.
– Интересный вывод ты сделал, но зачастую так говорят те, у кого нет средств на хороший костюм. Ну и ладно, – сказал Эн Ронни себе под нос.
Люди стали расходиться, Эн направился к Роберту.
– О, Ронни. Это часом не твоих рук дело, весь этот спектакль? То-то же я думаю, знакомый почерк.
– Нет, Роберт. Если бы она выступила от моего имени, то тебе пришлось бы оторвать от своего холодного сердца этот несчастный балл. И знаешь, что я тебе скажу, я всегда знал, что ты человек без особых принципов, а потому достаточно гадкий. У тебя отсутствует вкус, и оттого ты такой непривередливый в своих методах. Эта юная особа буквально раздавила тебя своими чистейшими, нецелованными губами. Она выбрала самое верное решение в данном случае – она поставила перед тобой зеркало, а сама отошла в сторону. Понимаешь, я хотел показать своему ученику казнь невиновного, а получилось, что на плаху отправили палача. Да, крайне удивительный цветок, эта Андриана Марсель. Она чем-то похожа на Габриэля, когда он только ко мне пришел, но уже со стальным стержнем, который у него, к сожалению, всегда отсутствовал. Крайне полезное знакомство. Ты не находишь, Роберт?
– Эн, оставь эти страсти для своих кухарок. Сколько раз тебе повторять, что подобные темы не пробуждают во мне интереса?
– А ты никогда не влюблялся, Роберт?
Они вышли из зала, разговаривая о самых насущных вещах.
* * *
Молодая художница выбежала из галереи. Я следовал за ней.
– Андриана…
Она обернулась.
– Вы забыли меня!
Зеленоглазая девушка всматривалась в мое лицо, она пыталась вспомнить.
– Мы с вами знакомы?
– Нет. Позвольте представиться, меня зовут Габриэль и я очарован вашей работой.
Мне хотелось большего – притронуться к ней. А она тем временем примеряла наши имена: «Габриэль и Андриана», – неплохо звучит.
– Благодарю, Габриэль.
От ее улыбки повеяло обаянием.
– Я не разделяю оценку Роберта, вы же понимаете, что этот человек безнадежно болен, он не в силах себе даже признаться…
Андриана меня ласково перебила:
– Я знаю. И не держу на него обиды. Я уже сталкивалась с критикой ранее. Мне кажется, что с ней встречается каждый, кто хоть как-то пытается о себе заявить. Сегодня во мне больше сыграла дерзость, чем безумная любовь к своему портрету.
– Понимаю. Но ведь вы не завидуете тем, кто никак о себе не говорит?
– Нет, не завидую.
Ей понравилось мое замечание.
– А как вы самовыражаетесь, Габриэль? Может быть, прогуляемся по аллее.
– С удовольствием, Андриана, – я был на седьмом небе от счастья, меня выдавали глаза, оттого я их стыдился, – я пишу книгу.
В ее изумрудах я рассмотрел любопытство.
– Очень интересно. А о чем она – ваша книга?
Трудно было подобрать одно слово, чтобы объяснить человеку весь мир.
– О цветах.
«Я вошел в дом, снял обувь и направился в гостиную.
– На улице, наверное, очень холодно, раз вы так быстро вернулись.
Нет, на улице сегодня тепло, как никогда.
– Знаете, Юлия, я сейчас наполнен душевным трепетом, и мне хотелось бы с вами поделиться. Но я не знаю, как это сделать, ведь в ваших глазах застыла тоска и мне бы не хотелось ее перенять.
– Опишите мне этот трепет, Габриэль, я бы хотела на секунду представить его.
Она смотрела на меня и водила ложкой по дну чашки. Я сел на стул.
– Я чувствую, как меня кто-то трогает внутри…»
