Наклонилась и поцеловала в губы.
Слез нет для тебя, твоя болезнь их забрала. Я знала, что ты умрешь, но я боялась позволить себе даже подумать об этом, не давала этой мысли блуждать в моей голове. Я это знала, как и то, что настанет такой вечер, как сегодня, когда я наклонюсь к гробу, чтобы поцеловать тебя на прощание. Ужасно слышать, что мертвых целуют. Когда ты это делаешь, тебе уже вовсе не страшно, ведь мертвых целуют мертвые. Завтра тебя заберут. Унесут на руках, как уносят фанаты своих перегоревших звезд на их последних концертах. Нам останется слушать все твои альбомы, прокручивать твои слова в голове. У тебя было много фанатов. Ты многих сердец касался, но многие ли коснулись твоего? Мне бы хотелось думать, что я к твоей душе притронулась, а иначе, зачем я была нужна?»
– …А иначе, зачем я была нужна?
Я читал Рите отрывок, который написал несколько минут назад. Мы пили чай с бергамотом.
– А каково это – писать от лица женщины?
Рита внимательно посмотрела на меня.
– Я думаю, что во мне присутствует женское начало. Когда я пишу, то могу чувствовать, как женщина. Но это начало раскрывается только в моем выдуманном мире, в тех женских образах, которые я придумал сам. В реальной жизни я чувствую, как мужчина, полная противоположность женщине. Мы из разных миров.
– Но все же, что ты чувствуешь, когда видишь женскими глазами?
– Я чувствую холод. Сквозняк…
«Юлия подошла к окну и закрыла его, затем вернулась к стулу. Она надела теплый свитер, который лежал на стуле, села, но так и не смогла согреться. Чай к тому времени остыл.
– Я знаю, что не смогу уснуть, сегодня выдался тяжелый день, а ночь будет еще тяжелее. Мне говорят, что мой сон – это не сон, и что все это время я не сплю. Еще они говорят, что кто-то обязательно должен сидеть с тобой всю ночь. Ты никуда не уйдешь, если я тебя оставлю здесь одного? Меня в детстве пугали, что души мертвых ходят по дому первые дни, есть даже те, кто слышал эти шаги, стуки, шорохи…»
Я сидел у окна и думал о своем герое. О человеке, что стал пионом, чьи бутоны тянутся изо всех сил в окна оставшихся там, за стеклом. «Я пион, а быть пионом легко. Птицей быть тяжелее. Я видел столько птиц, взлетавших, чтобы покинуть свой мир и улететь в бескрайнее небо. Они стремятся набрать высоту, они желают быть выше, лететь с широко открытыми глазами, покорять новые горизонты. Птенцы, которые слабее тех бед, что выпали им на крылья во время полета, – всегда падают обратно в свое гнездо. Им важен взлет, тем, кому есть куда падать. Я бы уже не рискнул…»
– Рита, давай займемся любовью.
Она игриво коснулась моего плеча и поцеловала в висок, с интересом рассматривая мой профиль.
– Кто ты? – спросила шепотом.
– Я мечтатель, а быть мечтателем легко… Реалистом быть тяжелее. У них нет крыльев и они ломают чужие, особенно тем, кто их окрыляет. Я мечтатель и сейчас я мечтаю заняться с тобою любовью.
Я повернулся к ней. Рита провела пальцем по моему подбородку, а затем коснулась шеи. Я взял ее руку и стал целовать, начиная с ногтей и заканчивая запястьем. Она обняла меня, и мы легли на матрас.
После хорошего секса начинаются разговоры о любви. Любишь ли ты ее? А что тебе нравится в ней больше всего, может есть то, что тебя раздражает, хоть немного? А что бы ты хотел в ней изменить? Может, ей перекрасить волосы? Может быть, их обстричь? И еще миллион вопросов, которые она обязательно тебе задаст, ведь ей важно почувствовать себя нужной. Отвечай, что она прекрасна, самая лучшая женщина – без изъянов. Вознеси ее после, ей важно понять, что она не использована.
Использовал ли я тебя, Рита? Да, использовал. Ты была хороша, я взял твою прелесть и вонзил в нее свое вдохновение, краски художника, громкие речи великих поэтов, но мне нужно продолжать писать, моей сексуальной энергии нужно восстанавливаться.
– Что будет дальше с пионом?
Она лежала у меня на груди и наматывала волосы на палец.
– Я еще и сам не знаю… Но кто-то стучится в дверь!
«На часах было четверть третьего ночи, когда в дверь постучались. Юлия спустилась вниз больше по инерции, чем из любопытства, она за все это время не сомкнула глаз, словно ждала этого стука».
– Кто постучался, Габриэль?
– Я не могу тебе этого сказать, ведь ты узнаешь то, чего тебе не следовало бы знать сейчас. Терпение, Рита, терпение.
– Интригуешь?
– Нет, просто ты сбежишь от меня, если узнаешь правду. А мне бы так не хотелось, чтобы ты меня покидала. Я из тебя черпаю больше, чем ты можешь себе представить.
Рита хотела настоять на своем, но не стала. Ей показалось, что это очередная выходка писателя и та интрига, которую он создал – всего лишь пустышка, чтобы удержать внимание читателя. Она теперь мой читатель. Ты ошибаешься, Рита!
– Ты знаешь, я так много раз бросал все, за что бы ни брался, что теперь я не верю больше себе. Я предавал свои мечты, меняя их на другие. Я все предал. Я и тебя предам, Муза.
Рита качала головой, ей искренне хотелось меня утешить.
– Не правда, не говори так. Ты сильный, я это знаю.
– Нет, это не так. Меня качает в разные стороны, как лодку во время шторма, и всякий раз я падаю за борт. Я не сильный, мой герой сильный, не зря же я выбрал его главным героем своей книги. В нем нет моих недостатков и полно тех достоинств, которыми я обделен. Я завидую ему и в то же время соболезную. Мне его жаль. Это я его убил!
– А ты можешь его оживить? Сделать так, чтобы все это оказалось страшным сном, а утром наступил новый день?
– Могу, но я этого не сделаю.
– Почему?
– Дело в том, что я полюбил тот цветок, в который вселилась его душа. А оживить человека, это значит – убить пион и весь его аромат, которым будут дышать главные герои моей книги еще несколько сотен листов. Этот цветок даст ответ на главный вопрос моей книги. Ты помнишь этот вопрос?
– Помню. Ты жестокий, Габриэль. Если бы я умела писать так, как ты, то никого бы никогда не убила. Я бы писала о любви, о жизни. Не о страданиях, а о радости. Мои герои стали бы самыми счастливыми под моим пером.
Я улыбнулся, глядя на нее.
– Мне кажется, ты искренне веришь в это. Я вижу это по твоим глазам, они не чище моих. Нет. Просто ты видишь мир по-другому, но разве в моем произведении нет той любви, о которой ты сейчас говоришь?
– Нет ее там, я вижу одни муки.
– Это форма любви.
– Тогда, я ничего не понимаю в литературе, Габриэль.
Как знаешь, Рита, как знаешь. Для тебя любовь – это когда люди целуются, держатся за руки и говорят о чувствах, лежа под звездным небом. Это, когда они умирают от старости в теплой ванне, напившись вином. У меня другая форма. Другие слова. Другие чувства. Я тебе сейчас продемонстрирую это…
