– Хотите сказать, что я вру? – начал закипать охранник.
– Ну что вы, просто ошибаетесь, – улыбнулась я.
Степан хлопнул Кронкина по плечу.
– Думаю, нам надо выпить кофе и перекусить. Лапшу, которую ты нес, небось не съел?
– Не успел, – согласился Павел.
Степан встал.
– Двигаем в местный буфет, а вы, девочки, пока тут без нас покалякайте. Кстати, Фаина, можно мне взглянуть на твою обувь? Где она?
– В шкафу, – недоуменно ответила пострадавшая. – Зачем она тебе?
– Хочу понять одну вещь, – обтекаемо ответил Степан. – Так как? Разрешаешь?
– Пожалуйста, – пожала плечами моя сестра.
Дмитриев вытащил ботильоны и улыбнулся. Открыл портфель, вынул оттуда пакетик, инструмент, смахивающий на ложку, поковырялся им в подошве, положил добытое в упаковку, тщательно закрыл ее и ушел.
– Машина была черная, – вдруг сказала Фаина, – внедорожник. Вот сейчас внезапно в голове прояснилось. А за рулем сидела тетка. Вилка, я все вспомнила! Шла по улице, поравнялась с джипом, поскользнулась, ухватилась рукой за дверцу, и тут из подъезда дома вышла баба. Восточная такая, волосы черные. Она как заорет: «А ну отвали от моего внедорожника, не смей его лапать!» И на меня кинулась, давай трясти, я сказать ничего не успела, кое-как из ее рук вывернулась и побежала, а эта чокнутая мне вслед кричит: «Ну, ща получишь…» Точно говорю, психопатка меня задавить решила. Потом, когда я упала, а джип прочь помчался, я успела заметить на заднем стекле наклейку, там что-то по-арабски было написано. Такая же была на том внедорожнике, за который я схватилась, когда поскользнулась. Он стоял в Корчагинском переулке у дома номер семь. Адрес я запомнила, потому что в девятом живет хозяйка, которая меня на работу не взяла. А зачем Степан подошвы моих ботинок изучал?
Глава 20
Я посмотрела на сестру.
– Сейчас объясню. Фая, зачем ты покрасилась в черный цвет?
– Мне не идет, да? – попыталась уйти от прямого ответа она.
– Выглядишь прекрасно, – улыбнулась я. – И все же, почему ты решила стать брюнеткой? Это очень радикальная смена имиджа.
– Просто захотелось, – пробормотала сестра.
– Женщины редко столь смело меняют внешность, – гнула я свою линию. – И знаешь, интересный штрих. Елена Михайлова…
– Кто? – перебила меня сестра. – Не знаю такую, понятия о ней не имею.
– Она нашла тело целительницы и обнаружила около него женщину в розовой куртке, – пояснила я. – Так вот, утверждая, что видела меня, Елена обронила фразу: «Из-под шапки торчали волосы, светлые». Но ведь у меня короткая стрижка.
Я встала и подошла к шкафу.
– Твоя куртка здесь? Вязаная шапочка тоже?
– Да. А колпак в рукаве, – сказала Фаина.
Открыв гардероб, я вытащила из пуховика шапку и натянула ее на голову.
– Вот, видишь? Волосы полностью закрыты. А теперь ты его надень. О! Волосы наружу выбиваются, на шее видны. Около тела Антонины была не я, а ты. Елена увидела куртку со слоганом, светлые локоны и решила, что перед ней Арина Виолова. Легко понять, по какой причине дама обозналась. Во-первых, она ярая моя фанатка, во-вторых, куртка была сделана в одном экземпляре специально для меня, в-третьих, ты натянула шапчонку до носа, очки и замотала нижнюю часть лица шарфом, в-четвертых, Елену шокировал вид трупа…
– Я там не была, – отрезала Фаина.
– Не стоит отрицать очевидное, – укорила я сестру, – есть улика. В моей квартире под вешалкой нашлась малая толика…
– Какая улика? – вздрогнула «раненая».
Я показала на короткие сапожки, которые Степан не убрал в шкаф.
– У твоей обуви «тракторная» подошва, это самая хорошая обувь для зимней Москвы, где бывает очень скользко из-за гололеда. Но у подошвы есть один минус – в ее углубления забивается грязь и долго там держится. По-хорошему, учитывая количество реагентов, выливаемых на улицы, обувь необходимо мыть всякий раз, вернувшись домой. Но мало кто отличается такой аккуратностью. Поэтому…
Я присела и стукнула одним ботильоном по полу. На линолеум упало несколько оранжевых пылинок.
– Вот! – обрадовалась я. – Это сухая краска. Точь-в-точь такую эксперт обнаружил на обуви покойной целительницы. Следователь, который ведет дело, решил выяснить, откуда взялся порошок, и узнал это сразу. На третьем этаже дома, где жила знахарка, идет ремонт. Хозяин квартиры купил краситель, а когда внес мешок в подъезд, тот разорвался. Случилось это вечером накануне дня смерти Вольпиной. Мужчина не удосужился убрать то, что высыпалось наружу. Понятное дело, все, кто потом входил в дом, уносили оранжевую пыль на своей обуви. Ты не исключение. Этот порошок превращается в жидкую краску при соприкосновении с водой. Но! Маленькая деталь: вода должна иметь температуру более тридцати градусов. Если попытаться развести краситель прохладной водой, ничего не получится, порошок просто будет плавать. Сейчас конец зимы, на улице лежит снег, который по сути своей вода, но очень холодная. Сухой порошок забился в протектор и благополучно добрался на твоей обуви до моей прихожей. Сегодня, придя домой, я обнаружила под вешалкой на полу малую толику пыли цвета апельсина. И вместо того чтобы взять веник, схватила мокрую тряпку. Причем я всегда мою плитку горячей водой. И что же произошло? Порошок превратился в краску. Еле-еле от нее избавилась, очень злилась в процессе уборки. Только завершила ее, пришел Степа, и я подумала, что это на его штиблетах была принесена краска, Дмитриев плохо вытер вчера ноги. Но нет, подошвы Степана оказались чистыми. Мои тоже. Оставалась только ты. И тут Степану позвонил Вадим Измирин, следователь, и кое-что рассказал. Упомянул и про оранжевую краску, предположил, что женщина, задержанная в квартире знахарки, точно испачкала ею свою обувь.
– К нам приходили из фирмы «Убьем всех», это они наследили, – заявила сестра.
– А на твоих ботильонах откуда цветная пыль? – прищурилась я. – Ты утверждала, что ни разу не появлялась в квартире бабы Тоси после того, как она тебя выгнала. Мешок мужик разорвал поздно вечером накануне дня гибели целительницы. Нет, ты точно там была. Не стоит лгать. Степан взял сейчас с твоей подошвы пробу, эксперт сравнит краску с той, что рассыпана в подъезде. Уверена, образцы окажутся идентичными.
Фаина молчала. Я убрала ботильоны на место.
– Идем далее. Криминалист выяснил: умершей «бабе Тосе» на самом деле было лет двадцать пять-шесть. На лицо девушки наложен профессиональный грим, который визуально ее состарил.
– Боже! – ахнула Фая. – Господи!
– То есть девица прикидывалась знахаркой, – не останавливалась я. – И возникли новые вопросы. Почему ты, тесно общавшаяся с Вольпиной, не заметила обмана? Зачем приехала к ней, нацепив мою куртку и шапку?
Фаина молчала.
