– Так от чего же ты у нас помер, а? – Голос патологоанатома был ласковым, будто говорил он не с покойником, а с любимой супругой. – Не скажешь? Нет, не скажешь! Потому, что ты покойник! А покойники не говорят, да, не говорят! А я поспрошаю санитаров, которые тебя принимали – откуда ты взялся, такой «красивый»?
Семен Георгиевич обошел стол, подошел к столику с заранее приготовленными инструментами, взял большой скальпель и вернулся к «пациенту».
– Ну что же, приступим, помолясь? – Патологоанатом примерился и решительно погрузил скальпель в брюшину покойника. Скальпель ушел сантиметра на три, брызнула кровь, заливая руки эксперта, стол, кожу вскрываемого трупа.
И вдруг… «труп» открыл глаза, издал глухой, утробный рык, а затем с размаху врезал в глаз Семену Георгиевичу здоровенным кулачищем!
Искры! Боль! Шок!
Семен Георгиевич пришел в себя на полу, опершись на руки, очумело глядя на то, как «покойный» слезает со стола, недоуменно смотрит по сторонам, потом на себя – вниз, на торчащий из живота скальпель, достает скальпель из раны и отбрасывает в сторону. Потом покойник подошел к патологоанатому, из ноздри которого катилась красная струйка, и с силой ударил его в лицо так, что хрустнула носовая перегородка, а в голове эксперта вспыхнул красный шар боли.
Последней мыслью Семена Георгиевича была не мысль о завтрашнем дне рождения, не о семье, не о пройденном жизненном пути – перед его глазами мотались гениталии ожившего покойника, и патологоанатом механически подумал: «А чего он такой большой? Это ненормально!» И сознание потухло.
Когда очнулся, почувствовал, что лежит в луже. И состав этой лужи был очевиден. Не стоило пить так много чая, теперь весь этот чай на полу, под спиной – мочевой пузырь расслабился, когда Семен Георгиевич лежал без сознания, вот и результат.
Ощупал лицо. Глаз заплыл, нос распух. Подвигал челюстью – цела, хоть и болит. Похоже, что парень хорошенько его отходил. Но не убил! И это радует. Почему-то ужасно хочется жить, хотя только сегодня утром казалось, что такая жизнь – это равносильно смерти.
Вот так и бывает, коснись тебя крыло ангела смерти, избегни неминуемой гибели – и все твои неурядицы станут просто смешными, как разборки в детской песочнице между детсадовцами младшей группы.
Поднялся, и первое, что сделал – посмотрел на ТОТ стол. Само собой – никого! А где «труп»? Куда он делся?
Семен Георгиевич побрел в свой кабинет. Идти было тяжело. Тело болело, лицо ломило, голова раскалывалась, и коридор слегка кружился, как после крепкой порции водки. Сотрясение мозга, чего уж там думать… досталось голове.
Острый глаз отметил – перед дверями кабинета капельки крови, на самой двери – отпечаток руки. Красный, уже подсохший. Он там?! Может, не ходить туда?!
Семен Георгиевич на цыпочках отошел от двери и потрусил по коридору, задыхаясь, чмокая мокрыми ногами, неприятно скользящими в кожаных туфлях. Старые туфли, удобные. Можно было бы и тапочки надеть перед работой, но… это же не пляж! Должны быть соблюдены какие-то приличия? Или нет? Расхлябанность, непрофессионализм начинается с малого, а Семен Георгиевич непрофессионалом не был.
Охранник лежал возле столика, на выходе из морга. Рядом газета, на которой четко отпечаталась нога сорок пятого размера. Вернее, ботинок, похожий на тот, что носил сам Семен Георгиевич. Зомби ушел?!
Патологоанатом облегченно вздохнул, постоял секунд пять, успокаивая дыхание, и только потом наклонился к охраннику. Тот был жив, пульс нормальный, хорошего наполнения. Потеря сознания. Почему? Ясно почему. На шее красная полоска – удар ребром ладони. Мастерски сработано. Подошел сзади, врезал, и на выход. Ну что скажешь – молодец, зомби!
– Эй, вставай! Подымайся! Да вставай же! – Ладонью по щеке, в кружке холодный чай – на голову! Чай несладкий, он с конфетами его пьет. Зашевелился, застонал, через минуту уже таращит белесые бессмысленные глаза:
– Что такое?! Что случилось?! Кто меня?!
– А ты не помнишь? – В голове будто что-то щелкнуло, и стало ясно, что нужно сделать. – Совсем ничего?
– Не-а… сидел, читал газету, и вдруг – бах! Очнулся, а тут ты, Георгич! Это что, ты меня приложил, что ли?!
– Ты что, дурак?! – не выдержал, сорвался. – С какого… я тебя мог приложить по башке?! Ты что, с похмелья не соображаешь?!
– Э-э… честно сказать – ни хрена не соображаю, хотя и не пил! Ничего не пойму!
– Рассказываю, я собирался заняться вскрытием, когда в зал ворвались трое или четверо парней в масках. Меня вырубили, видишь, морда битая? Видишь, говорю?! Мне еще хуже тебя досталось! Так вот – я очнулся так же, как и ты, только меня никто не будил. Как ты-то пропустил этих отморозков? Дверь почему не запер?
– Это… так я запирал! – пролепетал охранник, ровесник Семена Георгиевича, до седых волос доживший «Петей». – Как я мог не запереть? Запер, да!
– Так иди и посмотри, как ты запер! – Патологоанатом саркастически усмехнулся, чтобы тут же скривиться от боли: нос болел так, что было ясно – без вправления не обойтись. Похоже, что сломал, тварина!
Охранник подошел к двери, за которой темнела ночная тьма – вход и правда был не заперт. Петя недоверчиво помотал головой, потом вздохнул и пошел к своему посту. Сел, положив руки на колени, и глухо спросил:
– Что украли? Ведь за чем-то они приходили?
– Труп. Исчез труп! – коротко пояснил эксперт, и охранник негромко охнул, привстав с места:
– Труп?! Как труп?! Зачем труп?! Ох, ты ж… ну твою мать! И что делать будем?
– Что-что… звонить будем. Сейчас позвоню в УВД, пусть едут, осматривают, решают вопрос. Будем отписываться. Да не переживай – мы-то при чем?! Пусть ищут супостатов, развели, понимаешь, преступность! Шагнуть некуда – одни хачики, одни бандиты! И плитку еще эту Собянин кладет, задолбал своей плиткой! И парковаться негде – совсем обнаглели! Везде платных стоянок наставили! А тут уже трупы крадут!
Охранник еще кивал, а Семен Георгиевич уже тихо шагал по направлению к своему кабинету, бормоча под нос все, что приходило в голову. В больную голову, трещавшую, как грецкий орех в руке силача. Надоело все! Правда, уволиться, что ли?
Как и следовало ожидать, кабинет его подвергся ограблению. Впрочем, как ни странно, бумажник остался на месте, в столе, пропала лишь одежда – не новый костюм-двойка, рубаха, старый плащ, висевший Бог знает сколько лет в глубине шкафа. Выкинуть его рука не поднималась, опять же – зачем выкидывать добротную вещь, даже если она постарела и выцвела? Можно в нем машину ремонтировать! Или мусор выносить! Рачительный хозяин не разбрасывается хорошими вещами!
Справедливости ради надо сказать, что машину Семен Георгиевич в последний раз ремонтировал лично лет двадцать назад. Что он мог отремонтировать в своем «Соренто» – вопрос открытый. Если только номера прикрутить? Это тебе не «Жигули»-шестерка! Тут знания инженера нужны! Да и мусор на работе давно уже не выносил – на что тогда уборщики? Они за это деньги получают, на минуточку!
