А Андропов так и не пришел. Видно, дел и без того было много.
Сергей Борич:
– До отлета жили на своей вилле. К этому времени ее уже начали обстреливать. До декабря ничего подобного не было. Теперь же случались и попытки забросать здание гранатами. Но на это мы придумали очередную хитрость: натянули в оконные проемы полиэтиленовую пленку. Гранаты отскакивали от нее и падали под ноги незадачливым метателям.
Кабул, 1979 г.
В основном занимались агентурной работой. За три месяца, проведенные в Кабуле, мы «обросли» полезными связями, благодаря чему могли получать интересную информацию. Каждый из нас владел в совершенстве одним или несколькими иностранными языками. В Кабуле же нам в основном приходилось общаться с образованными афганскими чиновниками, знающими иностранные языки, в том числе и русский. К тому же и мы освоили местное наречие так, что могли довольно сносно объясняться с афганцами, поэтому проблемы в общении были сведены к минимуму.
Как-то раз один сотрудник госбезопасности, работавший в Кабуле под дипломатическим прикрытием, попросил руководство группы «Зенит-2» подстраховать его во время одной конспиративной встречи. Он не был до конца уверен в своем агенте, и существовала большая вероятность нарваться на засаду. К просьбе отнеслись с пониманием. На «стрелку» вместе с ним для прикрытия отправили Сергея Борича и Михаила Поволоцкого. Встреча проходила на конспиративной вилле, расположенной неподалеку от «шуравейника» (района, в котором проживали работавшие в Кабуле советские специалисты. – Прим. авт.).
Дело было вечером. Сергей с напарником прибыли на место заранее. Заняли удобную позицию на галерее второго этажа, опоясывавшей здание по всему периметру. Место выбрали идеально. Комната, где проходила встреча, освещенная ярко горящими светильниками, просматривалась как на ладони. Зенитовцев же от посторонних глаз надежно скрывал вечерний сумрак галереи. Все проходило спокойно и без экцессов, когда в самый разгар беседы в помещении неожиданно погас свет и спустя несколько минут раздался оглушительный грохот падающей мебели и звон разбившейся посуды, увенчанный заковыристой ненормативной тирадой.
Зенитовцы застыли в некотором замешательстве. Было очевидно, что внизу происходит что-то нештатное, но что именно, понять было невозможно. Темень непроглядная, хоть глаз выколи, и только шорох какой-то непонятной возни, мало напоминающий шум борьбы. Решили немного выждать, сориентироваться в ситуации, а потом уже предпринимать какие-либо действия. Минуты через три свет загорелся. Обстановка вполне мирная, разве что стол с чайными приборами перевернут и кресла упали. Люди спокойно продолжают прерванную беседу, по ходу дела расставляют на места опрокинутую мебель и поднимают с пола то, что еще совсем недавно было чайным сервизом.
Валерий Волох с бойцами отряда «Каскад-1». Группа «Урал», ноябрь 1980 г.
Сергей Борич:
– Оказалось, что на вилле просто полетели пробки. Наш резидент пошел ее менять и, в темноте налетев на чайный столик, опрокинул его, из-за чего и поднялась вся эта суматоха. Для полного комплекта не хватало одной малости – открыть стрельбу и положить всех на месте. Но, к счастью, обошлось без этого.
6 февраля 1980 года. Кабул
…Сергей Борич возвращался домой. Целым и невредимым. Он навсегда покидал эту хмурую негостеприимную землю. Рядом летели друзья, ставшие за несколько последних месяцев его семьей. Они твердо знали, что вместе могут совершить все или практически все, и искренне уверовали в свою неуязвимость. Незабвенная балашихинская мантра. В этом, конечно, присутствовала изрядная доля бравады. Но все, кто вместе с ним всем сердцем уверовал в это, летели сейчас домой. Те же, кто начал сомневаться… Специальные навыки как приобретаются, так и теряются. А вера и убеждение остаются навсегда.
Валерий Волох спустя полгода вернется в Афганистан в составе команды «Урал» оперативно-разведывательного боевого отряда КГБ СССР «Каскад-1». Зона влияния его группы будет находиться в районе Чарикара и Чаквардака. Засады, погони, отступления, боевые выходы, марш-броски, обстрелы, суета. И четкое осознание бессмысленности всего происходящего вокруг. Он вернется в Союз в январе 1981 года, так до конца и не осознав высший смысл всего того, что происходило там, за далекой мутной рекой, отделившей от него навсегда чужую, так и непонятую до конца войну.
Ответный ход
Это мой долг
Весной 1984 года молодого перспективного начальника особого отдела легендарной Железной 24-й мотострелковой дивизии, дислоцировавшейся в Яворове, подполковника Станислава Князева
[22] вызвали в Москву в связи с его выдвижением на более высокую должность в особом отделе Прикарпатского военного округа. В то время все назначения шли через столицу, и офицера пригласили на беседу к заместителю начальника 3-го Главного управления КГБ СССР по кадрам генералу Лойко. Кандидат произвел на генерала должное впечатление, вопрос о назначении был практически решен. Но буквально на следующий день генерал Лойко вновь пригласил Князева к себе в кабинет. Речь шла о командировке в Афганистан. Выезжать надо было немедленно. В Кундузе сняли с должности начальника особого отдела 201-й мотострелковой дивизии, который не справился со своими обязанностями в боевой обстановке, необходимо было срочно возглавить «осиротевший» отдел. Не раздумывая, Князев согласился.
– Я тебе здесь должность полковничью держу, а ты в Афганистан, на «вилку», – в сердцах упрекнул его начальник особого отдела Прикарпатского военного округа генерал-майор Хромых, лично ходатайствовавший о назначении Князева, когда тот позвонил ему доложить о сложившейся ситуации.
– Я – офицер, товарищ генерал. А офицеры от войны не отказываются. Это мой долг.
Груз ответственности
В Кабуле, накануне отъезда в Кундуз, Князев познакомился с подполковником Имомназаром Рахматназаровым, бывшим начальником одного из райотделов КГБ Таджикистана, который уже несколько дней томился в представительстве КГБ СССР в ДРА, ожидая своего назначения. Слово за слово, разговорились. Имомназар великолепно ориентировался в местной ситуации, прекрасно владел языком, знал местные традиции, обычаи, что было не удивительно. Среди пестрого многообразия народов, обживших афганскую землю, таджики занимали далеко не последнее место по своей многочисленности. Родственные связи между этими народами настолько тесно переплетены, что практически каждый советский таджик мог найти в Афганистане своего дальнего родственника. У того же Имомназара имелась здесь родня. Упускать такого ценного специалиста Князев не стал и тут же предложил новому знакомцу служить под своим началом. Получив от Рахматназарова согласие, он немедленно уладил этот вопрос в кадрах и отправился в Кундуз вместе со своим новым сотрудником.
