Дедушка сомневался, но я его уговорил. Сказал, что сам хочу дрессировать нерп, когда вырасту, а значит, должен увидеть, как они живут и как их ловят. Когда ещё будет такой шанс? Дедушке это понравилось.
Поездка займёт не больше недели. Вернёмся к самой школе.
Я никогда не катался по зимнему Байкалу. Сейчас, конечно, весна, но море ещё покрыто льдом и до мая не вскроется.
Про дедушкин сарай мы не забудем. Если повезёт, проберёмся в него сразу после Байкала. Хотелось бы. Тогда это будут лучшие каникулы!
А ещё дедушка сказал, что я увижу настоящие логовища нерп.
С Аюной и Сашей тут хорошо. Одному мне было бы страшно, это точно. У дедушки в доме везде книги, а сам дом тёмный и холодный. Мы даже ходим в свитерах и спим под шерстяными одеялами. А туалет прямо во дворе, в кабинке. Я к таким привык, когда жил в Бурятии, а Саша не привык. Говорит, у него там всё мёрзнет.
Надо пораньше лечь. Завтра выезжаем. Как вернёмся в Иркутск, отправлю это письмо. Потом напишу другое, расскажу, что было на Байкале. А это написал сейчас, чтобы потом не писать.
Пока.
P. S. Уже час ночи. Все спят, поэтому я шёпотом. Мне не спится.
Хорошо, что у меня есть Аюна и Саша. С ними спокойнее. Я тут подумал… Знаешь, наверное, счастье – это когда тебя принимают со всеми твоими странностями. И когда ты принимаешь других с их странностями. Мне кажется, это и есть гармония, о которой говорила мама.
Вот мама верит в переселение душ и в карму. Аюна – в злых духов и в то, что шаман после смерти становится птицей с оленьими рогами. Саша верит, что однажды будет архитектором. Сёма из “Минас Моргула” верит, что где-то на Земле есть настоящий Мордор. Как Троя или Афины. Учитель физики верит в закон притяжения и атомы, учитель биологии – в эволюцию.
Пусть верят, во что хотят. Главное, чтоб это делало их счастливыми и чтоб они не дрались из-за этого. Я буду верить во всё понемножку: и в буддистов, и в протестантов, и в русских, и в бурят. И в тебя тоже буду верить. В то, что моё письмо дойдёт и ты ответишь. Я ведь тогда нашёл у мамы своё свидетельство о рождении. Узнал, что родился в городе Королёве. Узнал твоё полное имя. Данилов Панкрат Егорович. Хорошая фамилия, ничем не хуже Савельева, и, уж конечно, не Японакабасеткин, как думал Саша. Это он помог найти тебя. Смотрел в интернете, а там был Данилов Панкрат из Королёва, который учился в Бауманском университете. Саша сразу сказал, что это ты, потому что имя у тебя редкое, а тут всё совпало. Предложил просто написать в университет на твоё имя, а там они сами передадут. И я поверил. И сейчас верю. Вот только ты не отвечаешь. А я разборчиво пишу обратный адрес. И ящик у нас закрывается на замок, украсть письмо никто не может.
Дедушка говорит, нельзя хотеть то, чего у тебя никогда не было. У меня никогда не было тебя. А хочется. Значит, что-то не так в его теориях. Но я не буду говорить ему об этом. Он опять ответит что-нибудь умное и окажется прав.
Ты, если боишься, не бойся. Мама на тебя, наверное, злится, но она простит. Она сама говорит, что осуждать нужно поступки, а не самого человека. Значит, простит. Я ведь даже не знаю, что у вас там случилось. Может, ты пил. Или бил маму? Но ведь это не повод расставаться? А может, и повод. Не знаю, сложно всё. Очень запутано… Хочу расставить всё по местам, как порядок навести в комнате, когда носочек к носочку, футболка к футболке и кровать заправлена без бугорков, а не получается…
Ты пиши, а лучше приезжай. Будем вместе помогать другим верить в то, во что они хотят верить, и делать их счастливыми. У нас получится.
P. P. S. Нужно спать, а у меня в голове крутится буддийская молитва мамы: “Да обретёт вся земля совершенную чистоту. Да будет счастливо всякое существо. Да будет всякое существо избавлено от страданий”. Повторяю эти слова. Вновь и вновь. И кажется, вот-вот что-то пойму, что-то впущу в себя. Но не получается. Даже не понимаю, что это и как его впустить, что для этого сделать…»
На льду
Виктор Степанович не планировал ехать на Байкал. Заказал дяде Коле двух кумутканов – молодых, успевших перелинять нерпят. Надеялся, что до апреля будет спокойно заниматься монографией. Всё изменилось после недавнего звонка – нерповщик предупредил, что с ним поедет директор Байкальского музея Евгений Константинович. Он тоже заказал двух кумутканов – для аквариума в своём музее – и хотел проследить за их отловом.
Этот звонок взволновал дедушку. Он долго молчал в трубку. Дядя Коля привык к такой особенности Виктора Степановича, поэтому терпеливо ждал. Наконец спросил:
– Может, я перезвоню?
– Я сам перезвоню, – ответил дедушка и положил трубку.
Нужно было всё взвесить, понять, чем вызвано его беспокойство. Он сел за обеденный стол и начал формулировать причины. Поставил перед собой солонку:
– Это будет «во-первых».
Он опасался, что из пойманных кумутканов Женя выберет двух лучших – самых здоровых и подвижных, а нерпинарию оставит слабых и некрасивых. Причина сформулирована.
Дедушка придвинул к себе перечницу:
– Это будет «во-вторых».
Он боялся, что директор музея навредит его кумутканам – нарочно повредит одному из них ласт или накормит какой-нибудь отравой. Причина сформулирована, но неоднозначна. Едва ли Женя на такое решится. Вздохнув, дедушка отодвинул и перечницу и солонку. Он и без них понимал, что главная причина в другом.
Они с Евгением Константиновичем вместе работали в Лимнологическом институте и всегда недолюбливали друг друга. Когда Виктор Степанович открыл нерпинарий, Женя писал жалобы в администрацию Иркутска, хотел, чтобы дрессированных животных отпустили на волю. Завидовал, конечно. С тех пор прошло много лет. Всё это время байкальских нерп можно было увидеть только в бассейнах нерпинария, а теперь в Байкальском музее появились свои аквариумы. Вот что так беспокоило дедушку. Конкуренция. Изменить этого он не мог, но участвовать в отборе кумутканов должен был.
– Я еду с вами, – не здороваясь, сказал он дяде Коле.
– Разумеется, – усмехнулся нерповщик.
На следующий день пришлось вновь позвонить ему, предупредить, что на отлов кумутканов поедут трое детей. Дядя Коля удивился, но спорить не стал.
– Хозяин – барин, – только и ответил он.
Когда их охотничья экспедиция выехала на лёд, дедушка продолжал хмуро выставлять перед собой солонки и перечницы. У Максима, Аюны и Саши настроение было совсем другим. Они радостно выглядывали из машины, признавались друг другу, что никогда ещё не участвовали в столь интересной поездке.
В хорошую погоду Байкал просматривался до противоположного берега, но сейчас всё было покрыто дымкой. Обернувшись, ребята не смогли разглядеть даже ближнего берега. Горизонт всюду ширился серой стеной, поднимался ввысь и нависал над головой белоснежным куполом.
Торной дороги не было, только гладкий, вылизанный позёмками наст. Иногда его пересекали грубые шрамы торосов – витиеватые гряды из обломков льда. Здесь словно промчался Шаи-Хулуд, гигантский червь с планеты Арракис, – каменным хребтом вспорол поверхность и занырнул в озёрную глубь. Такие места приходилось объезжать.
