Она попробовала слабо запротестовать, но он уже стоял рядом с ней — она даже не заметила, как он вышел из машины: так быстро все получилось… или коньяк подействовал на нее слишком оглушительно.
В лифте она неожиданно поняла, что стоит совсем рядом с ним — так близко, что ощущает тепло, исходящее от его тела. Голова у нее кружилась, и она была вынуждена ухватиться за его руку.
На лестничной площадке он терпеливо ждал, пока она справится с замком: ключ все выскальзывал из непослушных пальцев.
Наконец замок поддался, она сделала неуверенный шаг за порог, но что-то побудило ее обернуться, и она вдруг оказалась в объятиях Стаса. Его сильные, уверенные руки обхватили ее за плечи, прижали к себе. Она попробовала высвободиться, но ей явно недоставало убедительности.
— Не переживай, — услышала она его голос, — расслабься.
«Я ведь совсем его не знаю! — в отчаянии подумала Лиза. — Кто он такой? Телохранитель у какой-то шишки? Спецназовец? Рэкетир? И ведь всего лишь несколько дней назад… О Господи, что я делаю!»
Но тело отказывалось внимать голосу рассудка. Она цеплялась за этого сильного полузнакомого человека, как за последнюю соломинку, способную удержать ее на плаву.
«Ах, гори все огнем!» — вновь пронеслось в ее затуманенной голове…
Осторожно, нежно Стас помог ей освободиться от черного платья, и Лиза застыла в полутьме, на миг смутившись, и вновь отчаянно вскинула руки, обнимая его за шею.
… Телефон на столе все звонил и звонил, потом перестал: она не заметила ни того ни другого.
* * *
— Тебе что, собственно, надо? — недовольно спросила Серафима, сокурсница Павла и третья и, видимо, последняя жена академика Гаспаряна. — Он себя плохо чувствует.
— А мы договорились, что он меня примет, Симка, — упрямо сказал Павел. — Еще вчера вечером договорились.
Серафима неодобрительно оглядела его: зная Павла «сто лет», она могла особенно с ним не церемониться.
— Пашка, — проворчала она, — от таких, как ты, одно беспокойство.
Но пропустила.
Павел прошел по дубовому паркету — когда-то натертому воском до блеска, а сейчас выщербленному, тусклому. Во всем чувствовался некоторый упадок, этакая патина времени, но все равно квартира была роскошная, настоящая профессорская обитель; с темной мебелью резного дерева, ком- натой-«фонарем» и книжными полками до потолка.
«Все Симке достанется», — подумал он. Единственная дочь академика от первого брака, которая была лет на десять старше Серафимы, давно уже жила в Штатах со своим мужем; прежние жены умерли. — Серафима подхватила Сыча во время его повторного вдовства, будучи его студенткой- дипломницей. И брак, как ни странно, оказался удачным — вот уже десять лет живут душа в душу.
— Здравствуйте, Вадим Погосович. — Павел уселся на предложенный стул и, опустив все полагающиеся в таких случаях прелиминарии, приступил прямо к делу.
— Жмурика я тут потрошил, — сказал он, обращаясь к сидевшему напротив могучему старцу, — ну и всплыло кое-что любопытное. Не хотите поглядеть?
Тот мощной лапой подгреб бумажки к себе.
Кинул взгляд, поморщился:
— Ну и почерк у тебя!
И вдруг насторожился.
— Погоди! А это что?
— Первичный осмотр. Анатомические аномалии. А это — биохимия. Сахар, липиды… АТФ.
Терпеливо-доброжелательное выражение медленно сползало с лица академика. Наконец он поднял голову от бумажек и поглядел на Симу, которая стояла в дверях, держа в руках поднос с двумя чашками чая.
— Поставь на стол и выйди, — коротко сказал он. — И дверь за собой закрой.
Сима многозначительно поглядела на Павла. «Ну и гад же ты», — читалось в этом взгляде.
Но вышла.
— Не думал я, что когда-нибудь еще увижу что- то в этом роде, — сказал Сыч. — Где ты раздобыл этого типа?
— Несчастный случай. Стандартная процедура.
— Кем он был, не знаешь?
— Знаю. В каком-то институте работал. Научный сотрудник.
— Глупости, — буркнул Сыч. — Не верю, как говорил Станиславский. А почему ты мне, кстати, черновики подсовываешь? Где официальное заключение?
— У меня его забрали.
— Значит, вот как, — задумчиво проговорил Сыч, — паршивое дело. А я думал, с этим уже покончено.
— С чем?
— Послушай, малый, зачем ты мне все это приволок?
— Просто интересно, что вы скажете.
— Совет тебе, значит, нужен? Вот тебе совет — сложи все эти бумажки в кучу и подпали. А пепел в унитаз спусти.
— Да что же это такое? — повысил голос Павел. — И что вам известно?
— Не много, но больше, чем кому бы то ни было. Проект какой-то был. Лет сорок назад его запустили. Или больше. Назывался он «Адам».
— Что, секретные разработки? А вы откуда знаете? Вы же тогда вроде в немилости были.
— Ну, по крайней мере на свободе. Я тогда на Белом море работал. На Кандалакшской биостанции. И уже в 61-м туда привезли такого. На бронированном автомобиле.
— Живого?
— Нет. Тоже мертвого. Твой-то целый был?
— Если не считать пули в черепе.
— А мой нет. Обгорел почти дочерна, все кости переломаны, да еще и фонил здорово. Что они с ним делали, не знаю.
— Кто «они»?
— Один человек, который его сопровождал, был при погонах. А второй — в штатском.
— Они хоть что-то объяснили вам?
— Нет. Велели исследовать останки — сделать все, что возможно. Оборудование готовы были предоставить любое — сам знаешь, какое тогда было оборудование. Но мне под это дело удалось для станции спектрофотометр выбить и два цейсовских бинокуляра. Приставили они ко мне своего специалиста лаборантом: мы вместе работали. А потом он забрал останки, рабочие дневники и укатил.
— Так кто же это был все-таки?
— Скорее «что это было». Во всяком случае, не человек. Подделка. Вроде твоего, с той только разницей, что твой все же — более добротная. Все другое — анатомия, строение тканей, биохимия…
— Вадим Погосович, — тихо сказал Павел, — так не бывает.
— Вот и я тогда так решил. И предпочел больше об этом не думать. Забыть. Тем более что мне это настоятельно рекомендовали.
— Не может быть, чтобы вы не пытались найти какое-нибудь объяснение. Я не верю.
— Ну ладно, — сказал старик, — предположим, пытался. Лет через десять, совсем при других обстоятельствах, мне удалось выйти на одного человека, который кое-что об этом проекте знал. Так вот, тот человек считал, что вся эта атака на генетику была дымовой завесой. Что под шумок в шарашках проворачивались какие-то грандиозные генетические эксперименты, при полной секретности, естественно, и что проект «Адам» был из их числа.
