Куда-то делись Языков и Лихачев, видимо, убоялись мести Милославских, решили отсидеться поодаль от столицы. Алексей вновь попробовал пообщаться с Матвеевым или с кем-то из Нарышкиных, предупредить о грозящей опасности. Но дальше порога дворца его не пустили. Незнакомые люди в боярских одеждах вытолкали его взашей. Алексей себя потом корил. Нашел, в чем во дворец идти: в кафтане стрелецкого сотника. Для Нарышкиных слухи наверняка доходили, и стрелец для них синоним угрозы.
И события не заставили себя долго ждать. Утром 15 мая 1682 года стрелецкие полки подняли бунт. С криками, что Нарышкины задушили Ивана, они двинулись к Кремлю. По дороге к бунтовщикам присоединялись горожане. Алексей, бывший начеку, приказал закрыть ворота. На Спасской башне успели приказ исполнить, а на Троицкой и Боровицкой – нет. Через них и хлынула многочисленная толпа. Во избежание жертв Алексей приказал охранять входы во дворец и казначейство, в храмы и монастыри. Впрочем, монахи успели закрыть ворота и наблюдали за происходящим со стен. Чудов монастырь был местом для наблюдения превосходным.
Стрельцы стали кричать, что, если им не покажут Ивана, они сами ворвутся во дворец, и горе тому, кто будет мешать. Наталья Кирилловна, испуганная, в сопровождении патриарха и многих бояр, вывели на Красное крыльцо малолетних Петра и Ивана в надежде, что стрельцы и горожане успокоятся и разойдутся. Но подстрекаемые людьми Милославских, сновавших в разгоряченной толпе, стрельцы схватили Артамона Матвеева, с Красного крыльца бросили на бердыши стрелецкие, потом стали рубить раненого. Бояре в страхе безмолвствовали и крестились. Но Господь не помог. Из кучки бояр выхватили князя Михаила Долгорукова и его убили, изрубив на куски. В запале, опьяненные первой кровью, стрельцы убили двух братьев Натальи Кирилловны. Маленький Петр был страшно напуган, держался за юбку матери. Он сам был на волосок от гибели. С этих пор его стали преследовать нервный тик и приступ падучей, как называли эпилепсию, столь велико было потрясение. Стрельцы не успокоились, ворвались во дворец, выволокли притаившихся бояр, зарубили. А далее, опьяненные победами и не встречая сопротивления, ведомые людьми Милославского, отправились по городу. За половину дня многие сторонники Нарышкиных были убиты, растерзаны. Заодно Милославский свел счеты с неугодными ему боярами, князьями, дворцовой челядью. На улицах стоял крик и вой, валялись трупы. Столица застыла в ужасе, ожидая новых бесчинств. После нескольких дней затишья, когда стрельцы вняли просьбам патриарха и Софьи и убрали с улиц смердящие трупы убиенных, 26 мая в Кремль явились выборные от стрельцов с требованием, чтобы Иван был признан первым царем, а Петр вторым. Опасаясь повторения убийств и погромов, бояре согласились. Разве у них был другой выбор?
Патриарх Иоаким совершил в Успенском соборе молебен, а 25 июня венчал братьев на царство. Для них изготовили специальный трон на два места. Стрельцы, чувствуя свою силу, видя уступки бояр, 29 мая потребовали, чтобы Софья, старшая сестра братьев, взяла на себя управление государством, по причине малолетства братьев стала регентом. И снова получили согласие бояр, мало того, Наталью Нарышкину с сыном Петром удалили от двора в подмосковный дворец в Преображенском.
Софья начала с перестановок. Любезные сердцу Федора Алексеевича люди были удалены от дел, назначены новые. Стрелецким приказом был назначен руководить князь Иван Андреевич Хованский, боярин Иван Михайлович Милославский – сразу тремя Приказами: Иноземного строя, Рейтарского и Пушкарского, князь Василий Васильевич Голицын – управлять Посольским приказом, в чем немало преуспел, хитер был. Софья отблагодарила стрельцов. Выплатила им задержанное жалованье, а сверх того каждому выдали по десять рублей, сумму для того времени большую. Кроме того, для стрельцов устроили распродажу по сниженным ценам имущества убитых ими бояр, дворян и рядового люда. При каждом боярине или князе многочисленная челядь была. Их тоже не щадили, потому бунт стрелецкий кровавым вышел, как любой мятеж в России, – бессмысленный и беспощадный.
Алексей решил немного выждать, не брать чью-либо сторону. Но события сами подтолкнули его. В один из дней утром, перед разводом караулов, услышал шум у воинской избы. Вышел посмотреть. У входа стрельцы его сотни сцепились с незнакомыми стрельцами. Около десятка их, при оружии.
– Стоять! – гаркнул Алексей. – По какому поводу потасовка?
Подчиненных Алексею стрельцов сотня, а пришлых десяток, расклад не в их пользу. Ретировались чужие стрельцы, пообещав вернуться.
– Чего им надо было? Или вы не поделили чего-нибудь?
– Тебя искали, сотник. Бают – Нарышкиных ты защищал. Врут! Мы тебя давно знаем, не выдадим.
Опа! Рука Милославских. Подговорили стрельцов, те в Кремль и заявились. Алексей в последнее время в город не выходил, даже ночевал в полку. Выходит, сам того не подозревая, обезопасил себя от неприятностей. Так ведь, если захотят, наемного убийцу подослать могут. Лучше будет на время из столицы исчезнуть. Деньги есть, из того мешочка, что Заборовский давал, еще ни одной монеты не потратил. А еще деньги из жалованья накопил. Куда тратить, если форма и харчи казенные, как и крыша над головой? Были бы семья и дом, другое дело, там расходы обязательные.
Улучил момент, когда в Кремле появился князь Голицын. Знал он его еще по пребыванию в Измайлове. Не приятельствовали, слишком велика разница в положении и возрасте, но и антипатий друг к другу не имели. Дождался, пока князь из дворца выйдет, подошел.
– Сядь в возок, – кивнул князь.
Узнал Алексея, но при множестве народа вокруг афишировать встречу не хотел. Отъехали к Благовещенскому собору, кучер возок остановил.
– Что, Алексей, худо?
– При Федоре Алексеевиче по ложному обвинению в ссылку сослан был. А третьего дня чужие стрельцы повязать меня хотели.
– Откуда ветер дует, знаешь?
– А то!
– Уехать бы тебе из Первопрестольной на время надо. На годик-два, за это время пена уйдет, все образуется. С обидчиком твоим я в отношениях натянутых, повлиять не могу. Но ты парень хваткий, ситуацию в свою сторону повернешь. А сейчас прости, времени нет, меня посол шведский ждет.
– За совет спасибо.
– Дай бог, встретимся еще!
Алексей выбрался из возка, прикрыл дверцу, возок сразу тронулся. Хитер Голицын, провел разговор и ни одну фамилию не назвал, не зря в Посольский приказ назначен.
Просто уехать из Москвы – стало быть, покинуть место службы, дезертировать. Для Алексея неприемлемо. Надо бы с поручением, и подальше – в Астрахань, Свияжск, Воронеж. Можно в Сибирь, но там места холодные, больше для ссылки пригодные. Голицын совет дал, но не конкретный. Надо самому искать выход. Интуицией чувствовал: сгущаются над ним тучи. Один раз повезло, стрельцы своей сотни вступились, а другой раз их рядом не окажется. И тянуть с исчезновением из Москвы не стоит.
После смерти Федора Алексеевича подняли голову старообрядцы. Начали ходить по стрелецким полкам, ругать новые церковные порядки, мутить стрельцов на бунт. Между стрельцами вспыхивали драки из-за веры. Глава стрельцов Хованский поддержал старообрядцев. Все же предводитель старообрядцев Никита Пустосвят был убит, обезглавлен. Софья Алексеевна поняла, что все надежды ее на стрельцов как на силу пустые. Отныне князь Хованский стал ее противником. В Донском монастыре 19 августа должен был состояться крестный ход, по традиции в нем должны были присутствовать цари. В полном составе: оба царя, вдовствующие царицы Наталья и Марфа, а также восемь царевен и Софья под охраной царских стольников выехали в монастырь, но по дороге свернули в Коломенское, подмосковное имение царской семьи, оттуда по проселкам добрались до села Воздвиженского, в нескольких верстах от Троице-Сергиевого монастыря, который был выбран в качестве царской резиденции. Противостояние со стрельцами было серьезное, и только монастырь с его крепкими стенами мог сохранить царскую семью в безопасности.
