– Прости. Столько перемен в моей жизни, голова кругом идет! Виноват. Кабы не ты, так и сидел в Монастырском приказе. А ноне Агафья царица, государя почти каждый день вижу, во дворцах бываю, обласкан и я, и семья. А заходи сегодня, отобедаем чем Бог послал.
– Буду.
– Вот и сладились.
Многие люди добро не помнят, считают – сами всего добились. Видно не совсем «забронзовел» Семен Иванович, помнит, кому обязан возвышением. Расстались до вечера с боярином, не прощаясь. Алексей некоторое время вслед Заборовскому смотрел. И радостно Алексею было, и горько на душе. Уж он-то знал, что жить царю и новоиспеченной царице в счастье недолго осталось. Сомнения были. Может, зря он в судьбу Агафьи вмешался? Ну, вышла бы замуж за другого, жила долго и счастливо, детишек нарожала. Быть царицей не только удача, почитание, но и тяжкая доля. Завистников полно, один Милославский, отдаленный ноне от царя, чего стоит. А зная его характер, злобный, мстительный, следует ожидать пакостей. Зато царь после женитьбы обрел все права, стал заниматься государственными делами. В год венчания с Агафьей впервые принят государственный бюджет, с доходами и расходами казны постатейно. В 1681 году – жесткие меры по борьбе с раскольниками. А главную реформу государь провел в 1682 году, отменив «местничество». Все разрядные книги были прилюдно сожжены. Ранее чины и звания шли не за личные заслуги, а по знатности и древности рода. Иной раз во главе Приказа или войска ставились люди неспособные, жадные. А реально управляли люди менее знатные, но способные.
Был проведен смотр войска, впервые за много лет. Люди неспособные были удалены из командующих, выдвинулись новые – бояре Петр Михайлович Салтыков, Хлопов, Хилков. А царь после венчания жаловал Языкова постельничим, а Лихачева стольником на место Языкова.
Федор Алексеевич указом соединил смежные Приказы в один, уменьшив число служителей. Получили развитие полки иноземного строя. Для этого были приглашены иностранцы. С приходом Агафьи, полячки по происхождению, стал меняться придворный быт. Бояре стали брить бороды, при дворе запретили появляться в однорядках и охабнях, в моду вошло польское платье. Царский двор стал перенимать европейские привычки. Если дворяне и царедворцы быстро вошли во вкус, то простому люду перемены не нравились. Роптали: «Эдак она государю и народу католическую веру навяжет».
После службы Алексей отправился, как и обещал, к Заборовскому. Слуга Алексея узнал, во двор впустил, не стал держать на улице перед калиткой. На крыльцо сам Семен Иванович вышел, да с крыльца спустился, почет оказав. Он ноне думный дворянин, не ровня сотнику стрелецкому. Обнял Алексея, в дом проводил. В трапезной стол накрыт, а непривычно тихо. Когда Алексей спросил, Семен Иванович руками развел.
– А разлетелись дети, свои и приемные. Во всем доме я и супружница, не считая слуг. Самому непривычно.
Угощение Семен Иванович выставил обильное: копченая белорыбица, черная и красная икра, квашеная капуста, моченая антоновка, тертая редька под сметаной. Дух от нее ядреный, но закуска хорошая. И это только холодные блюда. На столе кувшин вина фряжского, с него и начали, выпив по стаканчику. Потом отдали должное белорыбице – вкусной, нагулянной, аж жирок подтекал. Чувствовалось: прибавилось достатка в доме Заборовского. Да и то – думный боярин при государевом жалованьи, да еще и родственник царский, щедротами не обделен. Как закусили, Заборовский в ладоши хлопнул, слуги горячее понесли – супчик с заячьими потрошками, жареного гуся с яблоками, кашу с убоиной, пироги с разной начинкой, только из печи, с пылу с жару. И сразу запах от выпечки такой пошел, что Алексей не удержался, взял кусок и откусил. М-м-м! Вкуснятина!
– Понравилось? – спросил хозяин.
– Очень!
– Еще одну кухарку взял, на постоялом дворе ранее работала, славилась пирогами. Сманил денежкой. Да и то! Ко мне гости именитые едва не каждый день, надо соответствовать.
– Далеко пойдешь, Семен Иванович.
– Знаешь, когда ты два года назад, как не более, сказал о царе как возможном женихе и муже, не поверил. Где я с Агафьей и где царь!
Заборовский поднял вверх палец, намекая на то, что государь высоко, а Семен Иванович на земле. Разница в положении огромная. Заборовский хоть и дворянского рода, но захиревшего, небогатого. Кто бы его к государю близко подпустил? А теперь не то что во дворец, в личные покои царя вхож, что не многим позволено. Подвыпив, Заборовский расчувствовался, встал, обнял и расцеловал Алексея.
– Проси что хочешь. Если сам смогу, сделаю. А что не в моих силах, государя просить буду.
– Ничего не надо. Служу в Кремле, государя иной раз вижу, что еще служивому надо?
– Э, нет! Получается, вроде не отблагодарил я, а должником быть не люблю и не желаю. Тогда денег дам. Откажешься – обижусь сильно. На приданое девочкам собирал, а получилось – сам в прибытке. Я оставлю тебя одного на пару минут.
Заборовский вышел, вернулся вскоре, держа в руке небольшой бархатный мешочек. Подкинул его, и зазвенели монеты.
– Серебро! За помощь твою и участие!
Ну что же, Алексей с поклоном взял. Заборовский благодарил от чистого сердца. Это хорошо, не жаден, не скряга. А еще человека характеризует.
Снова принялись за закуски, уж больно вкусно все. Алексей, сидевший на казенных харчах, ел с удовольствием. Выпили еще немного, разговоры пошли. Заборовский государя нахваливает – умен, разумен. По-другому пока и быть не может, сроднились. Расстались добрыми приятелями.
За летом осень пришла, потом зима. К вечеру ворота Кремля запирались, на территории посторонних не было, если не считать монахов из монастырей. И тогда Алексей видел, как Федор Алексеевич с Агафьей выходили из дворца, гуляли в одиночестве по саду, разговаривали и смеялись. Никто не нарушал их покой, и видно было: любили друг друга, глаз не отрывали, за руки держались. Алексей, проверявший караулы, видел эту картину не раз. В ненастье, в снегопады или морозы влюбленная парочка на закрытом возке уезжала в излюбленное царем Измайлово.
По весне по велению государя и явно с подачи Агафьи в Кремле начали работы по канализации, а еще устроили у прудов проточную систему, чтобы не зарастали тиной.
Поскольку казна стала полниться налогами, которые прежде оседали в карманах многочисленной родни Милославского, государь стал выдавать горожанам ссуды для постройки каменных зданий вместо сгоревших или одряхлевших деревянных изб, пока только для жителей Китай-города. Города российские, фактически все деревянные, горели часто, иной раз выгорали дотла. И столицу не миновала сия участь. Каменные дома не позволяли огню распространяться быстро. Горожане отстроились, Китай-город преобразился, больше стал похож на европейские, пожары стали случаться реже. Но, как часто бывает, жители про долги «забыли». И царь великодушно многим простил долги.
Послы европейских стран, иноземные купцы, отмечали взвешенные, мудрые решения молодого царя, преображения столицы, заметные приезжим. С приходом весны, с теплом, когда сняты были шубы, стала заметна беременность Агафьи. По Москве сразу разговоры пошли: царица тяжелая, скоро наследника родит. Агафья ходила с просветленным лицом, какое только у беременных бывает. И государь рад был, на лице, зачастую озабоченном и хмуром, теперь улыбка была. Наследник – это продолжение не только рода, а возможность передать престол в надежные руки. Тем более всякого рода предсказатели говорили – мальчик будет.
