Вор действовал в одиночку, Алексей не увидел подельников. Когда покупатель в богатом кафтане с супружницей зазевались, разглядывая женские украшения, вор ловко срезал кошель. Если бы Алексей не был настороже, то не успел бы увидеть момент. Вор уже успел пару шагов назад сделать, в сторону Алексея, как тот схватил его за руку. В этот момент потерпевший, не обнаружив кошеля с монетами, заорал благим матом.
– Рятуйте, люди добрые! Обокрали! Держи вора!
А вор пытался вырвать свою руку из мертвой хватки Алексея.
– Сударь! Вот он – вор!
Потерпевший кинулся к вору.
– Отдай деньги, тварь!
Вокруг сразу толпа образовываться стала. К месту, где шумели и кричали, стала пробиваться городская стража. Торг – место беспокойное, стражники тут были всегда. Вор сбросил свободной рукой кошель на землю, избавившись от улики, сам закричал.
– Да вот же кошель! Сам обронил его, раззява!
Известное дело, громче всех кричит «держи вора» именно сам вор.
– Люди добрые, не терял я! Вот – полюбуйтесь: ремешок кожаный срезан.
Вор криво усмехнулся, зло глядя на Алексея. Кошель на земле лежал, как раз между ними. Решил опорочить Алексея, на него вину свалить.
– Он это, он! Одежа на нем немецкая. Он украл, я сам видел!
Возбужденная толпа не стала разбираться, кинулась на обоих. Удары стали сыпаться со всех сторон. В Москве уже была немецкая слобода, именуемая горожанами Кукуем, по названию одноименного ручья, что протекал рядом. А немцами называли всех иноземцев, потому как русского языка не знали, не могли толком объясняться, были «немы».
«Да что же это творится, – возмутился Алексей. – Сделал доброе дело, а его еще и тумаками награждают?» Врезал вору под дых, чтобы не подличал. Вор на кошель упал, скрючился от боли, разинутым ртом пытается воздух глотнуть. Алексея Господь силой не обидел, сто восемьдесят сантиметров роста, на голову выше москвичей. Раскидал вокруг себя нападавших, кто усердствовал – бил в подбородки. Знал четко: зубы выбивать нельзя и волосы драть, за то наказание по Правде, виру, иначе – штраф, платить придется. Вокруг Алексея и вора, лежащего на земле, круг образовался. Кто лежит, сбитый с ног, а кто успел подальше убраться.
Потерпевший застыл с открытым ртом.
– Рот закрой, а то муха залетит, – посоветовал Алексей. – И кошель подними, под вором он.
Мужик покраснел. Какая-то немчура ему советы дает. Наклонился, вытащил мешочек с монетами из-под вора, только выпрямился, а тут из толпы городские стражники пробились. Слышали крики о воре, явились. Увидели мужика с кошелем в руках, у его ног второй корчится. Видимо, потерпевшего за вора приняли, за руки его схватили. Мужик закричал:
– Не я вор, у меня украли! Вот он, вор!
И пальцем вниз показывает.
– И вот этот, немчура, тоже.
Старший из стражников головой покачал:
– Двое сразу красть не могут. А вора из немцев не видел никогда и не слыхал.
Лежащего вора, все еще постанывающего, подняли.
– Постони-постони чуток. Как ноздри рвать будут, орать будешь.
Два стражника потащили упирающегося вора, а старший сказал потерпевшему:
– А тебе, сударь, придется пройти с нами в Разбойный Приказ. Дьяк запишет, как да что случилось. Суд будет, а как же!
– О Господи! – потерпевший уже и не рад был страже.
Рад был Алексей: мягко отделался, вполне могло статься, что стражники и его бы прихватили. Нет, в первую очередь не о сытом брюхе думать надо, а об одежде. Иначе он среди москвичей как белая ворона. Отряхнул и поправил одежду, хорошо еще – не порвали.
Отошел немного от места кражи и драки, как сзади голос:
– Обожди маленько!
Знакомых в городе у Алексея не было, не обзавелся еще, поэтому подумал – не к нему обращаются. Не обернулся, путь продолжил. А через минуту его за рукав куртки схватили. Дернулся Алексей, обернулся резко. Кто посмел? Перед ним муж в кафтане, сапогах, с аккуратно оправленной бородой. На «вы» тогда еще никто друг к другу не обращался, это позже Петр I ввел.
– Ты меня?
– Тебя, тебя. Отойдем в сторонку, поговорить надо.
Говорить – не драться, это можно. Отошли где людей поменьше.
– Ты где так драться научился?
– Где научился, там меня уже нет.
– Чем на жизнь зарабатываешь?
– Господин хороший, шел бы ты своей дорогой. Я никого не трогаю, вот и ты не приставай.
– Ершистый какой! Интерес к тебе имею.
Сейчас бы такой интерес расценили неправильно. А тогда содомия грехом считалось, явлением постыдным. Алексей решил не торопиться. Если у мужа интерес есть, то будет предложение.
– Оружие в руках держал когда-нибудь?
– Меч, сабля, копье и даже пищаль, – улыбнулся Алексей.
Про более современное, вроде пистолета, решил умолчать.
– Уже лучше. А ты из каких будешь?
– Сын боярский, – вспомнил свои приключения в Рязани Алексей.
– Хм, видать, услышал Господь мои молитвы. Так ты косопузый?
Косопузыми на Руси называли всех рязанцев за их привычку, отправляясь на отхожие промыслы, плотничать, держать топор за поясом, а не в суме или заплечном узле с остальным инструментом, как другие. Пояс от тяжести топора перекашивался, отсюда и прозвище.
– Служил там. А ноне из Лифляндии. Лифляндия – земля ныне прибалтийская.
– Так вот почему одежа такая, – кивнул незнакомец. – Чьих будешь?
– Пока сам по себе.
Вопрос «чьих будешь» подразумевал: «Кто покровитель, какому дворянскому или боярскому роду служишь?»
– Ну прямо в масть всё!
Незнакомец огладил бороду. Расчесана, умащена маслом для блеска и шелковистости. Чтобы видно было окружающим: не мужик лапотный перед ними, а муж солидный.
– Пойдешь ко мне служить?
– Куда и кем?
– Ужель по кафтану не признал?
– Прости, коли обидел. Много лет в Москве не был, не признал.
– Полковник стрелецкий я фамилией Головатов. Мне такие бравые нужны. Высок и оружием владеешь, лицом не урод.
– А если бы и урод? Скажем – шрам?
– Ты что? А если государю на глаза попадешься? Никак не можно.
– Какая стрельцу разница? Его дело с бердышом стоять.
– Не сказал я разве? Полк мой Кремль охраняет. Каждый год пополнение требуется, кто по возрасту не годен, а кто от лихоманки помер. Обычно из простых стрельцов себе беру, люди проверенные, известные.
– Ну да, я как темная лошадка.
