– На эту ночь. Ночь Тысячелетия, – говорит
Анубис, – я возвращаю тебе имя, Даргот. Когда-то, на Средних Мирах, ты
звался сильнейшим воином, пока не дерзнул помериться силой с бессмертным и не
нашел свою смерть от его руки. Я воссоздал твое тело, и в эту ночь ты должен
использовать свое искусство, чтобы сразиться снова. Уничтожь этого человека в
единоборстве, и ты сможешь занять место моего первого слуги в Доме Мертвых.
Даргот прикладывает огромные руки ко лбу и склоняется так
низко, что они касаются пола.
– У тебя есть десять секунд, – говорит Анубис
Оакиму, – чтобы подготовить свой разум к битве. Готовься и ты, Даргот!
– Повелитель, – спрашивает Оаким, – как я
могу убить того, кто уже мертв?
– Это твоя забота, – говорит Анубис. – Теперь
ты истратил все свои десять секунд на глупые вопросы. Начинайте!
Раздается лязганье и звон, и удары металла о камень.
Металлические конечности Даргота выпрямляются, поднимают его
на три фута выше. Он уже не катится – он скачет, выбрасывая руки вперед и снова
сгибая их. Оаким наблюдает и ждет.
Ларго? встает на дыбы, так что теперь его голова оказывается
в десяти футах над полом.
Он прыгает вперед – с вытянутыми руками, скрученным хвостом,
оскаленными клыками. Лезвия топорщатся по его бокам как мерцающие плавники,
копыта обрушиваются как молоты.
В последний момент Оаким делает шаг в сторону, его кулак
бьет противника в предплечье, заставляя того пошатнуться. Оаким подпрыгивает, и
хвост-бич выстреливает в пустоту, не причинив вреда.
Даргот огромен, но останавливается и поворачивается
удивительно быстро. Он снова встает на дыбы и выбрасывает вперед острия копыт.
Оаким увертывается от них, но руки Даргота тяжко падают на плечи человека.
Оаким охватывает запястья Даргота и бьет ногой в грудь, но
пока он это делает, хвост-плеть хлещет его правую щеку. Оаким разрывает захват
могучих рук Даргота на своих плечах, резко наклоняет голову и ребром ладони
бьет противника в бок, но хвост падает опять, оставляя багровую полосу на
спине. Он нацеливает удар в голову противника, но Даргот отклоняется едва
заметным движением, и Оаким слышит щелканье хвоста, мелькнувшего в дюйме от его
глаз.
Кулак Даргота обрушивается на него, и человек оступается,
теряет равновесие, соскальзывает на пол. Он откатывается с пути копыт, пытается
подняться, но кулак снова размашисто бьет его.
Однако когда его настигает следующий удар, он хватает
запястье врага обеими руками и всем своим весом тянет его вниз. Кулак Даргота
врезается в пол, и Оаким вскакивает, успевая ответить таким же ударом.
Голова Даргота дергается, плеть щелкает над самым ухом
Оакима, но Оаким уже бьет еще раз, и еще, и опрокидывается на спину, когда
задние ноги Даргота распрямляются, как пружина, а плечо ударяет Оакима в грудь.
Даргот снова встает на дыбы. Затем он заговаривает с ним –
впервые. – Сейчас, Оаким, сейчас! – говорит он. – Даргот станет
первым слугой Анубиса?
Когда копыта летят вниз, Оаким хватает металлические ноги, и
– Даргот застывает посреди удара, удерживаемый силой, превосходящей его
собственную. Человек лежит на спине, и губы его теперь презрительно улыбаются.
Он смеется, он рывком поднимается на ноги и обеими руками
вздергавает своего противника высоко вверх, уже сам поднимая его на дыбы.
– Глупец! – говорит он, и голос его, странно
преобразившийся, подобно удару огромного колокола разносится по всему залу.
Среди мертвых проносится слабый стон, как прежде, когда они были подняты из
своих могил.
– Сейчас, говоришь? «Оаким», говоришь? – и смеется,
ступая вперед под нависшие копыта. – Ты не знаешь, что говоришь! – и
смыкает руки вокруг металлического торса, а копыта беспомощно молотят воздух
над его плечами и хвост-кнут свистит и хлещет, оставляя новые полосы на его
спине. Руки Оакима лежат между сверкающими гребнями, и он сильнее и сильнее
прижимает неподатливое металлическое тело к своему живому.
Огромные руки Даргота находят его шею, но пальцы не могут
сомкнуться на горле, и мускулы Оакима твердеют и набухают.
Так они стоят, застыв на безвременное мгновенье, и свет
факелов сплетается с тенями на их телах.
Затем нечеловеческим усилием Оаким отрывает Даргота от земли
и отшвыривает прочь.
Ноги Даргота бешено дергаются, когда он переворачивается в
воздухе. Лезвия на спине поднимаются и опадают, хвост вытягивается и щелкает.
Он поднимает руки к лицу и рушится с ужасающим грохотом у подножья трона
Анубиса, и лежит там неподвижно; его металлическое тело сломано в четырех
местах и расколотая голова его – на первой ступени, ведущей к трону. Оаким
поворачивается к Анубису.
– Достаточно? – спрашивает он.
– Ты не применил темпоральную фугу, – говорит
Анубис, даже не глядя вниз на обломки, минуту назад бывшие Дарготом.
– Она не понадобилась. Это был не слишком сильный
противник.
– Это был сильный противник, – говорит
Анубис. – Почему ты смеялся и вел себя так, будто сомневался в своем
имени, когда сражался с ним?
– Я не знаю. На мгновение, когда я понял, что меня
нельзя победить, у меня мелькнуло ощущение, будто я – кто-то другой.
– Кто-то без страха, жалости и сомнений?
– Да.
– Ты все еще чувствуешь это?
– Нет.
– Тогда почему же ты перестал называть меня «Хозяин»?
– Когда я сражался, эмоции подавили мою почтительность…
– Тогда исправь свою оплошность, и побыстрей.
– Хорошо, Хозяин.
– Извинись. Проси у меня прощения самым униженным
образом. Оаким простирается на полу.
– Я прошу у тебя прощения, Хозяин. Самым униженным
образом.
– Поднимись и считай себя прощенным. Содержимое твоего
прежнего желудка отправилось путем всех подобных вещей. Сейчас ты можешь снова
пойти подкрепиться. Да будут пение и танцы! Да будут все пить и смеяться в
честь наречения Оакима в канун его Тысячелетия! Да будет убран с моих глаз труп
Даргота! И делается так.
После этого Оаким заканчивает свою трапезу, и кажется, что
танцы и пение мертвых будут продолжаться до скончания времен, но Анубис
проводит рукой в воздухе – и огонь на каждой второй колонне съеживается,
трепещет и гаснет, и холодные слова падают на Оакима:
