Постоянно появлялись новые люди и продолжали сионистскую деятельность. Молодежь действовала более активно, более эффективно, чем старшее поколение. Этому движению не хватало только одного – борьбы за выезд в Израиль. Сталинский террор и реакция последующих режимов создали ощущение того, что в тоталитарном государстве нет шансов на выезд. Власти Израиля также не понимали положение советских евреев и борьбу за выезд в Израиль. Сложилась ситуация, когда ни в Советском Союзе, ни за его пределами не сознавали, что существует реальная возможность борьбы с советской властью за право выезда в Израиль.
В 1967 году наступило своеобразное «просветление». Открытая борьба за выезд в Израиль, честь начать которую была предоставлена мне, началась до Шестидневной войны и вне всякой связи с ней. Это был новый этап, и власти СССР были обеспокоены требованием о выезде в Израиль. Требование агрессивное, бескомпромиссное, воинственное. Не менее напугало это требование, как по сути, так и по форме, и евреев на Западе. По чистой случайности я оказался первым, кто решился на такой шаг. На моем месте мог быть кто угодно. Как только мне удалось выехать в Израиль, советская власть, евреи в СССР и на Западе поняли, что выезд евреев из СССР в Израиль возможен.
Шестидневная война повлияла на борьбу евреев за выезд в Израиль в двух основных аспектах. Первый – это захват Голанских высот. Армия обороны Израиля захватила Голанские высоты без глубокого анализа ситуации и серьезного стратегического планирования вопреки тогдашней государственной политике. В аспекте обсуждаемой темы важно, что появление израильской армии на Голанских высотах создало впечатление возможности израильского наступления на Дамаск и падения просоветского режима в Сирии. Это побудило Советский Союз разорвать дипломатические отношения с Израилем. Одновременно с разрывом дипломатических отношений власти прекратили выезд в Израиль, который только начался и постепенно набирал силу. В Израиле не задумывались серьезно о том, как завоевание Голанских высот и нападение на Сирию повлияет на выезд евреев Советского Союза в Израиль. Можно предположить, что, если бы не разрыв отношений, процесс выезда из СССР в Израиль развивался бы иначе, как и по количеству выезжающих, так и по форме выезда. И процесс эмиграции в другие страны мог вообще не начаться. С другой стороны, отрыв от Израиля и израильского истеблишмента предоставил советским евреям более широкую свободу действий. Это стимулировало мотивацию и возможность самостоятельных, более резких и более активных действий в борьбе за выезд в Израиль.
Другим аспектом Шестидневной войны было то, что она окончательно поставила Израиль в центр внимания мирового еврейства. Под влиянием этой войны начался процесс концентрации сил еврейского народа во всем мире в пользу Израиля, и в конце концов был положен конец разногласиям в еврейских организациях по поводу Израиля и репатриации евреев в Израиль. Как результат этого борьба евреев СССР за выезд в Израиль стала получать все больше растущую поддержку еврейских организаций. Победа Израиля вызвала воодушевление и рост национальной солидарности евреев по всему миру, в том числе и в СССР, и привела к готовности на более решительные действия во имя Израиля.
В сионистском движении в СССР начался новый период – период борьбы за выезд в Израиль. Борьба за выезд в Израиль стала сутью еврейского движения в СССР, волна которого охватила весь Советский Союз. Я не сомневаюсь, что в 1954–1955 годах было невозможно сделать то, что я сделал в 1967 году. Но с начала 60-х годов ситуация уже созревала для начала борьбы за выезд в Израиль.
11
Погода в Вене была нелетная, поэтому самолет посадили в Будапеште. Мягко говоря, это меня не обрадовало. Когда самолет взлетел, я почувствовал, что через два часа буду свободным человеком, и вдруг выясняется, что мне нужно ждать еще сутки. Определенное напряжение не оставляло меня, пока я не оказался за пределами зоны советского влияния. На следующий день мы выехали из Будапешта в Вену поездом. Я подошел к проводнику и спросил, когда мы будем пересекать границу. «Минут через двадцать», – ответил он. В волнении я стоял у окна и ждал момента, когда навсегда оставлю за собой советский мир и старую жизнь. Я ждал момента, когда войду в новый, хороший мир, чтобы начать новую жизнь. Когда мы пересекли границу, я улыбнулся. Ну вот, сказал я себе, теперь я в безопасности, я за рубежом, и никто уже меня здесь не достанет и не вернет обратно. Я свободный человек. Все напряжение в момент спало, даже дышать стало как-то легче. Моя первая безнадежная война закончилась. И она была самой трудной из всех моих войн.
Мы приехали в Вену. В вагоне было еще несколько семей из Грузии и Риги, которые летели со мной в одном самолете. На железнодорожном вокзале к нам подошел пожилой человек. Глядя на него, нельзя было ошибиться – типичная еврейская внешность. Он спросил сначала на идиш, а потом на ломаном русском: «Кому в Израиль?» Я обратился к нему на иврите. Он удивился. Я дал ему свою визу для выезда в Израиль. Удивление росло. Мало того, что я говорю на иврите, я еще молод и приехал без семьи. Мы поехали в пансионат, где собирали репатриантов. Пансионат находился за пределами Вены. Я смотрел по сторонам с любопытством и волнением, ведь я впервые был за границей. В пансионате меня зарегистрировали и сказали, что мне нужно будет подождать несколько дней, пока подойдет моя очередь на самолет в Израиль. В пансионате находились десятки семей, большинство из Грузии, немного из Латвии и Западной Украины, еще пара семей из Польши. Только я был одиночкой.
Я попросил разрешения поехать в Вену. Мне сказали, когда я должен вернуться. Я хотел туда поехать, потому что во время войны и после войны здесь служил мой отец и он много рассказывал о Вене. Я хотел написать ему о городе, в котором он служил. Мне хотелось увидеть западный город и найти магазин с книгами на русском языке. Я купил там несколько книг Солженицына и еще кое-что, прогулялся по городу, пошел к памятнику советским солдатам, павшим в боях за освобождение Вены. Я смотрел на монумент, читал надпись и чувствовал, что это уже не мое, а другой страны, знакомой, но не моей. Ощущение было странным, свободным, я не чувствовал грусти.
Через пару дней мне сказали, что ночью я лечу в Израиль. Помню, как напряжение и волнение нарастали по мере приближения к Израилю. Вдруг я увидел в темноте на горизонте море огней, раздались восторженные крики пассажиров. Кто-то плакал. Я тоже чувствовал, как у меня сдавило в горле, это ощущение невозможно описать – огни, поднимающиеся нам навстречу из мрака, были государством Израиль. Мечтой моей жизни было приехать в Израиль, и эта мечта должна была осуществиться через несколько минут. Чувство тепла, радости и восторга захлестнуло меня. С тех пор я сотни раз шел на посадку в Израиле, но и по сей день волнуюсь, когда вижу приближающуюся береговую линию или огни городов Израиля.
Самолет сел, двери раскрылись. Я вышел, остановился на трапе и огляделся вокруг. Я почувствовал резкий, незнакомый сладковатый запах. Это цвели цитрусовые. Сладковатый запах их цветения со мной по сей день. Для меня это запах родины, запах Израиля. Таким живет он у меня в памяти: жаркая ночь, мрак, негромкий шум людского говора и сильный сладковатый запах цветущих цитрусовых.
