Девочка ехала не одна: против нее сидел долговязый, хорошо одетый мужчина неопределенного возраста. Он только что снял свой парик, обнажив блестящую лысую макушку, и полез в дорожный саквояж, чтобы вынуть оттуда громоздкую пишущую машинку – свою извечную спутницу.
– Итак… наше странствие можно считать начавшимся, мой юный друг. Да? – протянул он. – Так от кого же вы убегали, что чуть не попали под колеса? Впрочем… нет. Оставьте это пока в тайне.
Девочка поглядела на него поверх книги, за которой пряталась. На обложке значилось:
Хо’ Аллисс. Идущие домой.
Он странно посмотрел на книгу, ухмыльнулся и подмигнул:
– Но, может, есть что-то, что вам не жалко рассказать? Не просто же так я вас спасал?
Она вздохнула.
– Дело в том, что я…
Поезд набрал скорость, и колеса загрохотали громче.
Другая, хотя и точно такая же рыжая девочка, с точно такими же голубыми глазами, только что прыгнула на спину замедлившемуся у каких-то развалин Зверю – не слишком большому, но и не слишком маленькому. Он был занят тем, что гудел, и не заметил девочку. Зверь сорвался с места. Он вез почту и держал путь в сторону города, о котором девочка читала только в старых-старых книгах.
В сторону города моряков и рыцарей.
Города барсуков.
Города, где, как говорят, зарождается красная сила с черным тэ.
Зверь направлялся в Большой мир. В Такатан. Его вело осевое созвездие Пера.
Деревянный рыцарь тоже был в пути. Он без труда разрубал мощным телом пенящуюся воду, двигаясь в направлении Аканара, небольшого и вроде бы незначительного для Перешейка города. Тихого. Почти всегда – очень тихого.
Девушка, направлявшая рыцаря, точно не знала, куда они следуют. Пока что она искала место подальше от Такатана. Искала скорее чутьем, чем рассудком, искала так, как обыкновенно ищет убежище животное. И так же, как животное, она ощущала погоню.
Тот человек пока сбился со следа. Это девушка тоже чуяла, как всегда чуяла те предметы и тех людей, которые хоть как-то возбуждали ее любопытство. Можно сказать, она коллекционировала их. И, однажды поместив в свою коллекцию, уже почти всегда безошибочно определяла их приближение.
Да, тот человек сошел с пути, послав вместо себя других, послабее и поглупее: скорее всего, у него были не менее важные дела. Девушка даже догадывалась как минимум о двух таких. Но также она почти наверняка знала, что ки вернется за ней. Она задела его. Она сильно задела его, и им еще придется сказать друг другу пару слов.
Что ж… они попробуют.
Сейчас девушка дремала: рыцарь плыл так, чтобы держать ее над водой. Привычная к холоду, она даже не чувствовала его. Ей было хорошо, несмотря на пулю, засевшую в левом плече. Два теплых рогатых комочка грели ее с обеих сторон, а на шее слабо светилась зеленая подвеска. Над головой горела звездная Ладья.
Человек с неприметной внешностью и неприметным именем, курящий на маленьком балконе своей старой, видавшей виды квартиры в Нижних районах Аджавелла, с самого утра испытывал свербящее, неопределенное беспокойство, а ныне, к вечеру, оно стало почти невыносимым. Детектив не мог уснуть, не мог читать и часто курил, хотя давно уже старался ограничивать себя сигаретой в день.
Тем не менее эта сигарета была уже шестой по счету. Детектив вглядывался в Небесный сад, в котором постепенно проявлялись сияющие лики сестер Зуллура. Одно из осевых созвездий – созвездие Щита – и вовсе казалось выложенным из ярких тлеющих угольков. На нем детектив задержал свой взгляд.
Странное беспокойство перерастало в столь же странное предчувствие, которое вовсе не казалось дурным. Впервые за несколько дней, в течение которых он пытался что-то узнать о судьбе детского приюта на острове Четырех Ветров, оно действительно не было дурным.
И все же детектив еще не догадывался, что живой поезд Белый Олень неспешно пробирается по направлению к его городу сквозь густой массив леса.
Юноша, сидевший у окна купе этого поезда, тоже смотрел вверх и тоже видел именно его – Щит, подсвеченный особым сиянием. Сиянием надежды.
Девушка, свернувшаяся в углу своей постели и беспокойно вздрагивавшая от каждого звука, тревожила его. Когда она вцепилась в его руку, прыгнув на ступеньки, она казалась очень испуганной. И все же…
У юноши тоже было предчувствие.
И его тоже нельзя было назвать дурным.
Сын товура Лирисса, полукровка лавиби, проводил ночь на верхней палубе своего живого корабля. Он смотрел на воду, ощущая дробный стук в висках и мучаясь от головной боли. Он думал о произошедшем с непривычными ему страхом и беспомощностью. Он тоже ощущал себя загнанным животным. Как еще никогда раньше.
Он хотел броситься в погоню. Куда? За кем? Отец вразумил его, предложив выждать хотя бы несколько дней, – вскоре наступало его официальное совершеннолетие. Он вступал в полные права сына товура и становился неприкосновенным для всех, кроме то-син.
И он собирался многое сделать, но прежде всего…
– Я вас найду, – прошептал он совсем тихо. Вероятно, корабль услышал это: его деревянный корпус успокаивающе скрипнул.
Мы найдем.
Полукровка лавиби улыбнулся и посмотрел на линию горизонта. А потом на небо – на созвездие Моста. Ему правда стало немного лучше.
Если бы только он мог хотя бы знать, где сейчас она…
[пока завершается ночь] Маленький обман
Мади Довэ ощутила боль в затылке еще до того, как открыла глаза. Вскоре боль немного притупилась, но женщина все равно непроизвольно скривилась. Тем не менее… способности чувствовать и воспринимать она не лишилась. Равно как и способности слышать: вокруг гудело что-то напоминающее мотор самолета. Был и запах – пресноватый, неопределенный запах медикаментов. Оставалось только…
Мади Довэ с усилием разлепила отяжелевшие веки и увидела над собой потолок. Рассматривать его как следует она не стала, в этом не было необходимости. Все потолки всех служебных самолетов алопогонных были одинаковыми. Доктор тяжело вздохнула и перевела глаза на человека, который сидел рядом в кресле. Заметив, что она пришла в себя, он улыбнулся и облизнул губы раздвоенным языком.
– Ну-ну. Не надо так. Мне даже приятно видеть вас живой и почти в добром здравии… очаровательная Чара.
Женщина не позволила себе вздрогнуть. Да и сделать это было трудновато: ее тело, казалось, потеряло подвижность, хотя пальцы, как она тут же отметила, уже снова шевелились. Она еще раз вздохнула и произнесла:
– Жаль, не могу ответить вам тем же, Жераль.
Сладкая улыбка не сошла с бледного лица. Голубые глаза не выражали особого раздражения. Взгляд был… пожалуй, скорее задумчивым. Даже рассеянным. И доктор, к некоторому своему страху, понимала почему.
