– По-вашему, от нас ждут проявления серендипности? – спросил Мунин.
– Думаю, её даже стимулируют нашим нынешним положением. Дело ведь в чём? Профессиональный багаж парадоксально мешает свежему взгляду на вещи. В своей области каждый видит от сих до сих и точно знает, как правильно, а как неправильно. Зато, если поставить историку физическую задачу, он с ней вряд ли справится, но может предложить нетривиальный путь решения, который не придёт в голову физику. А военный вообще смотрит на мир с другой колокольни, – Арцишев посмотрел на Салтаханова. – Я прав?
Салтаханов согласился:
– В целом да. Мы заметили, что вы проводите семинары для расширенного состава участников и многие ваши коллеги также пытаются использовать этот приём… использовать серендипность в исследованиях на стыке различных наук. Чтобы новичок заметил то, чего не замечают привыкшие специалисты.
– Толково, – оценил Одинцов. – Профессор! Может, подкинете какую-нибудь задачку, в которой у вас ответ не сходится? Мне по вечерам всё равно делать нечего.
– У нас есть задача уже, – бросила Ева. – Только я не знаю, какая от вас польза, чтобы её решать.
– Вы шифровать умеете? – неожиданно спросил Одинцова профессор. – Вы же военный человек, разведчик, диверсант… Вас же этому учили, наверное?
– Был грех, – признался Одинцов. – И что с того?
Арцишев загадочно улыбнулся.
– К доске пройдите, пожалуйста…
Мунин тоже не удержался от улыбки, когда увидел Одинцова с мелом в руке: какой-то несуразный получился школьник.
– …и напишите заглавные буквы «эф», «эм», «а», – продолжал профессор. – Латинские, если не трудно.
Одинцов послушно вывел на доске F, M и A.
– Можете сказать, что вы написали?
– То, что просили, – Одинцов пожал плечами. – «Эф», «эм», «а». Фма.
Арцишев обвёл взглядом Мунина, Еву и Салтаханова.
– Ещё какие-нибудь версии будут? – спросил он.
Мунин молча снял очки и принялся протирать стёкла.
– Возможно, это аббревиатура? – предположила Ева по-английски. – Fused Multiply-Add… или Financial Management Association, что-нибудь такое.
– Это не Free Music Archive, случайно? – попытался угадать Салтаханов, любитель бесплатной попсы из интернета.
Профессор одарил Еву персональной улыбкой.
– Я думал, вы сообразите. А вы, коллега, – Арцишев глянул на Одинцова, – добавьте, пожалуйста, две горизонтальные чёрточки между «эф» и «эм»… да, посередине. Спасибо.
Одинцов разглядывал надпись F=MA.
– А-а-а! – Ева тоже улыбнулась. – Теперь понятно. Второй закон Ньютона.
– Сила равняется массе, умноженной на ускорение, – присоседился историк, нацепивший очки обратно.
– Для гуманитария неплохо, – похвалил его профессор. – Вообще-то второй закон Ньютона гласит, что действие несбалансированных сил приводит к изменению импульса материальной точки. Но сейчас важно, что вы смотрели на буквы и читали текст. Пытались читать. А как только появился знак равенства, вы забыли о тексте и увидели формулу. Ваше сознание развернули два штриха, которые Лейбниц узаконил в математическом языке всего триста лет назад, при Петре Первом.
Профессор поднялся и сменил Одинцова у доски – так ему было привычнее выступать перед аудиторией.
– К тому же вас приучили, – добавил он, – что буквой «эф» принято обозначать силу. «Эм» – это масса, «а» – ускорение… Если эти буквы заменить на другие, то даже со знаком равенства формула не показалась бы столь очевидной.
– Вы и вы, – сказал Арцишев, обращаясь к Еве и Салтаханову, – нашли в трёх буквах привычные смыслы, которые вполне могли бы в них содержаться. То есть ваши версии насчёт аббревиатуры имеют полное право на существование. Теперь смотрите-ка. Если я пытался сообщить вам формулу второго закона Ньютона – у меня это не получилось. В непривычной записи вы не сумели её прочесть, хотя символы были вам знакомы. А если я сознательно зашифровал формулу? Допустим, заменил одни буквы другими или выбросил все знаки, кроме букв? А может, я записал формулу во времена Ивана Грозного, но так, чтобы её правильно прочли и поняли только на уровне знания времён Петра Первого или вообще на сегодняшнем уровне?
– Если вы решили всех запутать, вам это удалось, – признал Салтаханов. – Хотя на шифр, по-моему, ваш приём не очень похож.
– Во-первых, я с вами не соглашусь, – возразил профессор, – а во-вторых, насчёт шифра я бы сам с удовольствием послушал специалиста.
Пришлось Одинцову снова встать у доски. Он повторил для всех то, что рассказывал Мунину. Упомянул про легендарную шифровальную машину «Энигма», которая как раз-таки подменяла одни буквы другими, но умолчал о письме Вараксы на открытке с совой.
При помощи Евы, которая быстро сориентировалась в математической стороне дела, Одинцов набросал на доске пару примеров для иллюстрации асимметричного кода с открытым ключом.
– Это наиболее совершенный способ шифрования, – подвёл итог Одинцов. – Такую шифровку даже прятать не обязательно, она может маячить у всех на виду. И ключ тоже хоть на лбу напиши, хоть на стене, хоть в самой шифровке. Тому, кто не знает, как сгенерирован этот ключ, толку от него – ноль.
– Вот именно! – Арцишев торжествовал. – Столько лет перед глазами текст, и ключ уже известен, а к смыслу никто даже близко не подобрался!
– Простите, – в недоумении нахмурился Салтаханов, – вы о чём?
Глаза профессора горели, губы кривила нервная усмешка.
– Вы не узнали коротенькую формулу, которую проходят в школе, – сказал он. – А теперь давайте вспомним, что бывают формулы такие длинные, что этой доски не хватит, и представим себе, что записаны они много-много лет назад, когда современного математического языка не было в помине… Скрижали я имею в виду! Скрижали Завета – и заповеди!
Арцишев вскочил, отодвинул в сторону Одинцова, снова отправляя его на место, и принялся писать на доске закорючки, приговаривая:
– Это текст, который люди видят уже три с половиной тысячи лет… Последовательность символов из двух языков, древнееврейского и ассирийского… Традиционно их читают как набор заповедей. А на самом деле…
– Это не текст, – подхватила Ева. – Это система уравнений.
– Ну конечно! – профессор оторвался от доски. – То есть это и текст тоже. На самом первом уровне понимания – это написанные словами пять правил взаимодействия человека с Всевышним и пять правил взаимодействия людей между собой. Десять формул, которые описывают законы, по которым надо жить. Пока их соблюдают, каждое равенство верно. Это значит, что человеческий Хаос равен божественному Абсолюту – и мир совершенен. Но стоит пренебречь любым законом – Хаос перевешивает, равенство нарушается, и эффект будет таким же, как если пренебречь законом всемирного тяготения. Шагнув с крыши, невозможно взлететь – вы шмякнетесь о землю и разобьётесь в лепёшку. Люди нарушают заповеди, и вы видите, в каком мире мы живём.
