Мысли возвращались к Мунину. Круг общения Одинцова пестротой не отличался, новых знакомых не появлялось давным-давно, а в его квартире бывали вообще единицы. И тут, как мартовский снег на голову, вдруг этот парнишка. Молодой, несуразный, словно из другого мира… Хотя Мунин и есть из другого мира: он вдвое моложе, учёный, да ещё сирота.
Тяжко, видать, приходилось очкастому хлюпику в детском доме, думал Одинцов. Били ведь наверняка. И часто били – таких обычно не любят. Вот он и сбежал из паршивого настоящего в увлекательное прошлое, в мир толстых книжек и знаменитых покойников, к блеску великих сражений и тайнам запутанных интриг. Сбежал, но ведь не сдался! Сам, один, наперекор всему и вся – в университете выучился, место в солидном музее получил, с розенкрейцерами поладил и труд вон какой наваял, за которым теперь идёт охота… Молодец, просто молодец!
Одинцов поймал себя на том, что гордится успехами в общем-то совсем постороннего парня. Только Мунин ему уже вроде не чужой. И поселился он в доме Одинцова, вполне может быть, надолго. И одежду надо ему купить по дороге назад. И холодильник набить, и приготовить что-нибудь вкусное, домашнее, чтобы мальчишка начал есть по-человечески…
– Папаша, – неожиданно громко сказал себе Одинцов и порадовался, что его никто не слышит. Конечно, всё это глупости. Только Мунина он теперь никому в обиду не даст. Сдохнет, но – никому.
В положенное время Одинцов добрался до Михайловского замка и начал обычный рабочий день. Вчера его отвлекли от изучения новой системы видеонаблюдения – сначала израильские визитёры, потом звонок с автостанции и срочный отъезд. Сегодня Одинцов проследил, чтобы инженеры для пробы заменили несколько камер по периметру здания, среди которых невзначай оказались те, что снимали стоянку. Процедура включала обнуление данных, после которого на серверах не осталось записей того, как Мунин садился в машину Одинцова. Причём их стёрли на совершенно законных основаниях, не придерёшься. Прокалываться по мелочи стыдно. А уж Одинцов, как никто, знал, что в вопросах безопасности мелочей не бывает.
Много лет назад он оказался в Африке и хорошо запомнил местную мудрость: когда охотник не может поймать обезьяну – виновата обезьяна. Кем бы ни был сейчас Одинцов, охотником или обезьяной, – и так, и так жить можно. Главное – держать ухо востро и не расслабляться.
Около полудня захрюкала рация.
– Тут человек пришёл из Академии Безопасности, – доложил охранник. – Хочет с начальством переговорить.
– Ко мне его давай, – распорядился Одинцов и повёл плечами, разминая мышцы.
Началось…
Когда Салтаханов вошёл в кабинет, вальяжно расположившийся за столом Одинцов говорил по интеркому и сделал широкий приглашающий жест в сторону кресла для посетителей. Небольшому спектаклю предстояло усыпить бдительность гостя и сбить его боевой настрой. Тот же трюк, что и перед схваткой с академиками. Работает всегда.
Телефон был включён на громкую связь, в динамике стонал завхоз:
– Может, хватит, а? Долго ты меня мучить будешь?
– Долго, – пообещал Одинцов. – Пока твои орлы не научатся лопатами работать и убирать нормально.
– Да весна уже на дворе! – отозвался динамик. – Снег скоро сам сойдёт. У меня без него дел – миллион. А ты бы лучше безопасностью занимался.
– Я и занимаюсь. Днём всё подтаивает, а к вечеру снова подмерзает буграми – только ноги ломать. Если тебя посетители не волнуют, о сотрудниках подумай. Если не жалко сотрудников – кассу пожалей. Перелом по пути с работы или на работу – это производственная травма. Оплачивается соответственно.
– До чего ж ты нудный, – проворчал завхоз, но снег обещал убрать.
– Я в тебя верю, – на прощание торжественно сообщил Одинцов, дал отбой и повернулся к Салтаханову. – Простите, служба… Чем могу помочь?
Салтаханов представился и показал знакомый Одинцову жетон с эмблемой Академии и вензелем АБ.
– Хотелось бы поговорить как коллега с коллегой, – начал он.
– Да ну, что вы, – обезоруживающе улыбнулся Одинцов, – у вас вопросы национальной безопасности, а у нас вон, детский сад сплошной.
Он кивнул на телефон и добавил:
– Быт заедает, мелко плаваем… Слушаю внимательно.
– Дело деликатное, – сказал Салтаханов. – Уважаемые люди обратились по поводу своего родственника. Его фамилия Мунин, он здесь работает.
– Мунин, Мунин… – словно вспоминая, Одинцов чуть нахмурил полуседую бровь.
Топорная легенда, подумал он. Какие родственники у сироты?! Если бы академики действительно разрабатывали Мунина – выдумали бы что-нибудь получше. Значит, идут наугад…
– Мунин? – повторил Одинцов. – У меня такого бойца нет.
Салтаханов кивнул.
– Он историк. Можно сказать, вчерашний студент. Дело молодое, сами понимаете. Загуливает иногда, пропадает по нескольку дней, дома не ночует, а родня волнуется. Мало ли – женщины, алкоголь, наркотики… Я могу рассчитывать на конфиденциальность?
– Само собой. И что этот Мунин, снова пропал?
– Как сквозь землю. Шума никто поднимать не хочет, но терпение лопнуло. Обратились по знакомству к нам, попросили разыскать. И поскорее, чтобы парень глупостей не наделал. Очень уважаемые люди, им огласка ни к чему. Мы разыщем, а они уже сами решат, что дальше. Мне бы сейчас поговорить с коллегами этого молодого человека. И на личное дело взглянуть, если можно.
Одинцов снова изобразил задумчивость.
– Хм… Из научной части я только начальника знаю, – сказал он. – Официально вам помогать тоже не могу, не имею права. Как вы справедливо заметили, дело деликатное. Особенно если оно касается частного расследования… Я ведь правильно понял?
Салтаханов согласился, и Одинцов продолжил:
– Вы из уважаемой организации, от уважаемых людей… Сделаем так. Я дам бойца, он вас к учёным проводит. Только придумайте для них историю какую-нибудь безобидную. Учёные – народ впечатлительный. Не надо им про женщин и наркотики, не пугайте. А то разговоры пойдут всякие, не оберёшься потом… Насчёт личного дела – я всю информацию подготовлю и вам на электронную почту скину. Адресок оставьте.
Салтаханов с готовностью протянул визитную карточку:
– Здесь ещё номер мобильного, если что… Спасибо за помощь.
– Это слишком. «Спасибо» даже не булькает.
– Вы какой напиток предпочитаете? – спросил понятливый Салтаханов.
– Виски, – снова улыбнулся Одинцов, поднимаясь. – Шотландский односолодовый.
И они пожали друг другу руки.
13. Лев готовится к прыжку
Мунин понемногу осваивался в жилище Одинцова.
– Ничего себе квартирка, – сообщил он Вараксе, обойдя просторные комнаты.
Варакса полулежал в кресле: ноги на журнальном столике, ноутбук на коленях. Мычал под нос песенку про папуаса и пощёлкивал клавишами.
