Ждать ответного сигнала пришлось недолго. Струнный квартет закончил выступление. Музыканты после заслуженных аплодисментов скрылись за дверью позади алтаря. Публика потекла к выходу, а израильская группа не стала спешить. Туристы столпились у балюстрады и на ступенях, ведущих к алтарю.
– Групповой снимок на память, – пояснил Владимир экскурсоводу…
…которая по его просьбе встала в первый ряд посередине группы, лицом к фотографу – и не увидела, как за её спиной из-под балдахина к балюстраде прошмыгнули Одинцов с Евой. Израильтяне приняли у них контейнеры, тут же вдвинули под сиденья инвалидных колясок и снова занавесили спинки пледами, а парочка, перемахнув через балюстраду, оказалась в заднем ряду среди туристов.
– Осим хаим! – громко сказал Владимир, ладонью смахнув испарину со лба.
Израильтяне дружно улыбнулись, фотограф несколько раз полыхнул вспышкой.
– А можно нас двоих щёлкнуть у алтаря? – спросил Одинцов, приобнял Еву и смущённо добавил:
– У алтаря – в хорошем смысле. Жалко, Мунина нет…
«Всё-таки волнуется!» – мысленно позлорадствовала Ева, вставая в модельную позу. Наконец-то коммандо проявил обычную человеческую эмоцию. У неё самой сердце всё ещё колотилось, ладони мокли, а кончики пальцев помнили прикосновение к древним рисункам.
Фотограф охотно сделал пару снимков красивой пары.
На Садовой улице у решётки Воронцовского дворца группу ждал большой туристический автобус, под лобовым стеклом которого отсвечивал бело-голубой флаг Израиля. Одинцов с наслаждением курил и разглядывал яркую иллюминацию своей alma mater в глубине плаца, пока израильтяне занимали места в автобусе.
– Никогда не думал, что снова там окажусь, – сказал он Еве, которая зябла рядом, – а вот ведь как жизнь складывается…
За большим автобусом был припаркован грузопассажирский фургон с тонированными стёклами. Трое израильтян погрузили туда инвалидные коляски, не вынимая контейнеров, и сами забрались внутрь. Владимир, нетерпеливо притопывая, призывно помахал от распахнутой двери Одинцову с Евой: поехали, поехали!
В пути до бомбоубежища Одинцов поинтересовался у Владимира: почему бы израильтянам не сообщить во всеуслышание о находке Ковчега со скрижалями и не заявить свои права на реликвию официальным путём?
– Все же знают, откуда взялся Ковчег. На этот счёт вроде споров никаких. Выдан евреям, стоял в Храме… Четыре миллиарда человек в него верят, если профессор не соврал. Зачем надо лишние проблемы наживать? Тащить отсюда контрабандой чёрт знает как…
– Ковчег должен явиться людям в Израиле, а не в России, – сухо сказал Владимир, глядя в окно. – Только там. Тогда духовная история человечества начнёт новый виток со старого места, с учётом всех ошибок. Для четырёх миллиардов Тора – ну, или Ветхий Завет, – священная книга. Там описана связь Ковчега с Иерусалимом. Разрывать эту связь нельзя.
– И вообще, – он повернулся к Одинцову с Евой, – наше с вами дело – найти и доставить. А вопросами богословия и политикой пусть занимаются те, кому по должности положено.
– Ну да, – согласился Одинцов, который недавно говорил Еве почти то же самое. – Всяк сверчок знай свой шесток… Мунину я могу позвонить?
– Вы же сами захотели встретиться в бомбоубежище. Там приёма нет. Потерпи́те немного. Они уже давно внутри, ждут.
Одинцов с Евой только начинали пробираться по тоннелю, когда группа Мунина во главе с напарником Владимира прибыла на место. Увесистый Ковчег и крышку, обёрнутые несколькими слоями плотной полиэтиленовой плёнки, бережно спустили по лестнице в подземелье и поставили в бывшем зале бомбоубежища, который теперь служил тиром. Вскрыть упаковку Мунину не позволили, как он ни умолял: его и в Старой Ладоге старались не подпускать к Ковчегу.
Ровный холодный свет заливал торцы вытянутой бетонной коробки подземелья. В дальнем виднелись ростовые мишени на фоне мешков с песком. В ближнем торце историка и четверых израильтян ждали яркие пластиковые кресла, как на стадионе или в аэропорту. Пришлось коротать время, разглядывая на стенах плакаты со схемами разборки-сборки оружия и наставлениями по стрельбе. Смотритель тира поил гостей чаем с сушками…
…а ещё четверо бойцов караулили снаружи у входа. Отсюда хорошо просматривались высокие бетонные стены завода, уходящие в обе стороны от стальной двери тира, и широкий тротуар с газоном между стеной и улицей. В одиннадцатом часу вечера улица была пуста – разве что изредка мимо проезжала случайная машина.
Рыжие блики фонарей играли на тёмной краске и тонированных стёклах фургона, в котором группа привезла Ковчег. Фургон был припаркован правее входа, рядом с будкой вентиляционной шахты бомбоубежища.
Израильтяне ёжились от вечернего сырого холода и посматривали по сторонам. Но даже если бы они подняли глаза – всё равно не заметили бы квадрокоптер, который бесшумно кружил над ними, скрытый в темноте и вдобавок отсечённый от земли светом фонарей на высоких столбах. Зато мощная видеокамера летучего разведчика передавала подробное изображение того, что происходило внизу…
…и эту картинку внимательно разглядывал Псурцев, уставившись на монитор компьютера в потайной комнате позади своего кабинета.
В соседнем кресле сидел Салтаханов. Вторые сутки он исполнял при генерале роль то ли ординарца, то ли офицера для особых поручений. Все распоряжения Псурцев отдавал через него.
Салтаханов отлучился единственный раз – вчера, и только на время, которое пришлось провести в квартире Книжника. Вернувшись, он доложил генералу о том, как идёт следствие, а потом допоздна транслировал приказы Псурцева и принимал отчёты от групп, занятых поисками Ковчега. Беглую троицу методично обкладывали, как волков, по всем правилам охотничьей науки.
Кроме того, Салтаханов с генералом прослушали записи последней встречи троицы с Книжником; поняли, почему Арцишев так внезапно помчался на квартиру старого учёного, – и по звукам попытались восстановить картину событий. Для ночёвки Салтаханову был отведён гостевой номер – здесь же, в бескрайних генеральских апартаментах на последнем этаже Академии.
– Они ждут, и мы подождём, – сказал Псурцев, отрываясь от монитора. – Это ненадолго.
– Почему? – спросил Салтаханов.
– По тому, как машину припарковали, как охрану выставили… Не грузи голову, отдыхай пока.
Группу Мунина академики засекли утром в Старой Ладоге, как только израильтяне проникли на дачный участок. Была в этом заслуга Салтаханова: он упрямо талдычил генералу про место силы, которое Варакса облюбовал неспроста. В конце концов Псурцев всё-таки распорядился в подмогу наблюдателям установить по территории участка несколько датчиков движения.
Пару раз датчики подняли ложную тревогу и заставили академиков напрасно поволноваться, но сегодня оправдали себя: дежурный наблюдатель проморгал израильтян, а электронику группе Мунина обмануть не удалось.
