– Пусти диктора, Петровна?…
– Отстань, – лениво отмахивалась та.
– Число хотя бы узнаем, – так же лениво продолжала настаивать Лизка.
– Лень, – заключала Петровна. – Потом.
– Тоска-а-а! – в новый раз зевала Лизка и окидывала взглядом пустой лагерь: неподалеку от места, где они сидели, чернел остов наполовину разрушенной столовой и начиналась тропинка "на залив ведущая, через камыш протоптанная", принявшаяся зарастать еще в наши беззаботные времена и с тех пор из жизни почти совсем потерявшаяся. И такой же сильно заросший пруд, который когда-то любили и за которым ухаживали, аккуратно огораживая голубым штакетником.
– Думаешь, в городе мы кому-то шибко нужны? – спрашивала Петровна, проследив направление Лизкиного взгляда. – Книжек про нас теперь никто не читает, да, пожалуй, что уже и не пишет. В ходу мультики нерусские сплошняком. Опять с цыганами ходить, людей обманывать?
– Жуть, – ежилась Лизка и отворачивалась от манящего ее залива.
– Словом – "second hand", – как говорят теперь про таких, как мы. Темное прошлое Родины. Отстой. Да… Терпи, Лизка! Что-нибудь придумаем.
Они помолчали.
– А помнишь, мы в сказке на театре играли? – вдруг оживилась Лизка, и ее глаза заблестели. – Все думали, что мы роли разучили, а мы… – Лизка прыснула в кулак. – Цветы, как настоящим актрисам, дарили!… Говорят, в городе колдовство опять в моду входит. Легким таким фасончиком… Навроде флера!… – Под взглядом Петровны Лизка осеклась и вдруг взвилась: – А тут мы скоро совсем в бомжих превратимся! Аглайка вон – уже умом тронулась! – Лизка, не глядя, мотнула головой в сторону стадиона, по которому с раннего утра как заведенная носилась кругами какая-то фигура.
– Тихо ты, – зашипела Петровна. – Сюда идет.
Лизка прикусила язык и начала хлопотливым шепотком: "Слушай, слушай, Петровна… А вдруг это она новую роль репетирует, а?"
Вскоре к ним подошла запыхавшаяся Аглая.
– Число сегодня какое? – стараясь успокоить дыхание, поинтересовалась она. Петровна и Лизка пожали плечами в том смысле, что с этим абсолютно ничего поделать нельзя: "чотьверг"!
– Тьфу ты! – плюнула Аглая в сердцах. – Опять? – Она попыталась пройти в барак, но Лизка загородила ей дорогу:
– Ты куда?
– Нужно, – коротко ответила Аглая.
– Зачем? – не пускала Лизка.
– Нужно и все. Отстань! – Дородная Аглая постаралась оттереть худенькую Лизку от двери, но не тут-то было – с неожиданной силой та вцепилась в косяк:
– Не пущу, пока не скажешь!
– Что? – вылупилась Аглая.
– Чего ты по стадиону скачешь? – Лизка начала подавать знаки молчащей Петровне.
– А что мне еще остается делать? – После этих слов Аглая опять безуспешно попыталась протиснуться в барак. И тут, наконец, Петровна подала голос:
– Смотри, Аглая, злого диктора пущу, из международных новостей! Будешь знать, как шастать по утрам, спать не давать, – и она опять заразительно и страшно зевнула. – Ну?
После этого, не удержавшись, как по команде, зевнули и Лизка с Аглаей.
– Я вас, что ли, будила? – рассердилась Аглая. – Сами третий четверг не спите. Чего?
– В самом деле, – зевнула Петровна в третий раз и с вопросом посмотрела на Лизку.
– Так интересно ж ведь. Зачем она по стадиону прыгает?! – напомнила ей та, изо всех сил борясь, чтобы не зевнуть ответно и в третий раз.
– Я-то? Я это… – Аглая явно не знала, что ответить.
– Что? – уперлась в нее взглядом Петровна.
Ничего не придумав, Аглая начала страшно вращать глазами: "Фу-у!…" На что Лизка тут же заметила:
– Умом, что ли, тронулась?
– Да! – неожиданно выпалила Аглая. – ПУстите теперь в корпус?… – Воспользовавшись Лизкиной растерянностью, она протиснулась в дверь.
– Чем себя занять? Чем утешиться? Мрак! – проводив глазами Аглаю в дряблую темноту барака и подсаживаясь к Петровне, сказала Лизка. На что Петровна шумно вздохнула и ответила так:
– ЧАпай на залив, корми восьминоса, думай о жизни. Покой, красота!
Лизка тут же принялась ныть:
– А чего о ней думать-то? Тьфу! Я вот тут даже выписала… – Она достала из кармана ватника какую-то мятую бумажку, разгладила ее на коленке и прочитала по складам: -"…ключ-к-по-сти-же-ни-ю… основ-ныхпро-блемсо-време-нности-вусво-ении-всемип-ио-нера-миуче-ниямар-ксаэн-гель-сале-нина!…" – Лизка на миг оторвалась от бумажки и прислушалась к тому, какой отклик родили в ней эти эти странные слова – "блемсо", "ксаэн" и – особенно – "сале-нина"… А потом сказала в сердцах: – Хоть бы русскую бумажку какую-нибудь почитать! О душе! Я, Петровна, пожалуй, все-таки это… того. Чего мы тут? А интересно мне вот что: знаешь, лежит, бывает, к примеру, на улице такая дощечка через лужу, чтобы все по ней ходили… – Говоря об этом, Лизка даже вскочила с места. – Кто ее положил? Сколько себя помню – ни разу этого не делала. И ни разу не видела, чтобы кто-то клал. Но всегда она где нужно лежит! Вспоминаешь? Маленькая такая, грязненькая, набухшая водой досточка, на двух камушках. Почти не шатается…
– Досточка-на-камушках! – потянула ее назад на крыльцо за рукав ватника Петровна. – Экое сварила! Погоди…
– Да чего годить-то? – Зевнув так же страшно, как и Петровна, и сама этого испугавшись, Лизка вскрикнула: – Ой! Вот видишь? А еще я думаю…
– Что?
– Найти бы того, кто это делает, спросить его: для кого он?… – Неожиданно Лизка всхлипнула. Петровна растерялась:
– Ты мне вот что!… – начала она. – Ты чувствам воли не давай! Сокращай их. Перебарывай. Ну! А не то ведь я тоже могу!… Про то, как богатырушка мой, ой, да сгинул!… – Проговорив это, Петровна спохватилась и резко поменяла тон: – Разбредемся – по отдельности окончательно пропадем!
В этот момент на крыльце появилась переодевшаяся Аглая: похорошевшая и с корзинкой в руках. Увидев ее, Лизка с Петровной насторожились:
– Куда собралась?
– По цветы, – отвечала Аглая. – Чего вы на меня уставились?
– Приоделась… – нахмурилась Лизка. – Кому тут на тебя смотреть?
И тогда Аглая взорвалась:
– Например, это моя тайна!
– Какая может быть тайна от родных сестер? – взвилась Лизка, схватила Аглаю со спины в охапку и крикнула: – Петровна, пускай злого диктора!
– Нет! – испугалась Аглая, выронила корзинку и внезапно сдалась: – Скажу, скажу, ладно… Я замуж выхожу!
