Флинн поднял бровь.
– Вот как?
– А кто твоя дама на сегодняшний вечер? – шутливо поинтересовалась я.
Флинн замешкался с ответом и посмотрел в окно своего лофта, за которым сверкали городские огни, а потом мотнул головой в сторону группы молодых женщин, стоявших в центре комнаты.
– Что ж, удачи тебе, – улыбаясь, пожелала я.
– Эй, тут есть кое-кто, с кем я хотел бы тебя познакомить, – сказал Флинн.
– Не надо, прошу тебя, – взмолилась я. – Больше никаких музыкантов и никаких художников.
Брат покачал головой.
– На самом деле он журналист, только что переехал сюда из Нью-Йорка.
– Журналист, значит? – Я отпила еще глоток шампанского и зевнула. Сэм разбудил меня в пять утра, потому что ему приспичило погулять, и после этого я уже не смогла уснуть.
Флинн взял меня за руку и повел через комнату к двери, которая выходила на балкон. Собравшиеся там люди курили, болтали, смеялись.
– Кэм, – позвал Флинн мужчину, стоявшего в дальнем углу спиной к нам. Я видела только серый твидовый пиджак и темные волосы.
Мужчина повернулся, я шагнула вперед, но тут поняла, что каблук моей туфли застрял в металлических прутьях решетки балкона.
– Кажется, я застряла, – пробурчала я.
– Позвольте мне вам помочь, – со смехом предложил друг моего брата.
Я вцепилась в руку Флинна, чтобы не потерять равновесие. Мои щеки пылали. Я вытащила ногу из правой лодочки, заметила, что розовый лак на ногтях облупился, а друг Флинна опустился на колено и высвободил каблук из решетки. Я сняла вторую туфлю, чтобы и ее не постигла такая же участь.
Флинн усмехнулся.
– Эту проблему мы решили. А теперь, Кэмерон, разреши мне познакомить тебя с моей сестрой Джейн. Джейн, это Кэмерон Коллинз.
Мужчина протянул руку.
– Приятно познакомиться, Джейн. Пожалуйста, называй меня Кэм.
Он был примерно моего возраста и отлично вписывался в обстановку на вечеринке Флинна: клетчатая рубашка, облегающие брюки, пиджак и легкая щетина на щеках и подбородке. Но все-таки он чем-то отличался от остальных гостей. Был ли он красивее или умнее, я не знала наверняка. Более того, я не могла понять, нравится мне это или нет.
– Кэм только что переехал в Сиэтл из Нью-Йорка. Он корреспондент «Тайм». Пишет о медицине.
– Вот как! И какие же темы ты освещаешь? – спросила я.
– По большей части, я пишу о нейрофизиологии, – сказал Кэм. – Сиэтл – это рай для тех, кто пишет о медицине. Ведь у вас здесь университет Вашингтона и биотехнологический центр на озере Юнион.
Флинн посмотрел на меня, потом на Кэма.
– Моя сестра всю жизнь посещает невролога. У вас есть кое-что общее.
Кэм удивленно поднял брови, я бросила на Флинна полный досады взгляд, потом снова повернулась к Кэму.
– Это не настолько интересно, – сказала я.
– Уверен, что мне это будет интересно, – ответил он.
К Флинну подошла женщина, немного похожая на Ким Кардашьян, и они вернулись в квартиру.
– Значит, ты его младшая сестра? – улыбаясь, спросил Кэм.
Я кивнула.
– Где вы с Флинном познакомились?
– Мы вместе учились в колледже, – объяснил Кэм. – Я год отучился в университете Вашингтона, а потом перевелся в университет Нью-Йорка, чтобы стать журналистом. Я жил с Флинном в одной комнате в течение одного сумасшедшего семестра.
– Уверена, что семестр именно таким и был, – засмеялась я.
Кэм так пристально смотрел на меня, что я все время отводила глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом.
– Ты не слишком похожа на брата, верно? – спросил он.
– Не знаю, – я почувствовала, как мои щеки снова запылали. – Что конкретно ты имеешь в виду?
Выражение лица Кэма смягчилось.
– Ты просто кажешься совершенно другой, только и всего.
Я улыбнулась.
– Я очень люблю своего брата, но не меняю мужчин как перчатки.
Он потянулся к открытой бутылке шампанского, стоявшей на столике, и снова наполнил мой бокал. Я сделала несколько глотков.
– А чем ты зарабатываешь на жизнь? – поинтересовался Кэм.
– Я флористка.
– Флористка, – хмыкнул Кэм. – Пожалуй, у меня еще не было ни одной знакомой флористки.
– Моя мама до своей смерти была владелицей цветочного магазина, – начала объяснять я. – До нее магазин принадлежал бабушке. Он называется «Цветочная леди» и находится на Пайк-плейс.
– «Цветочная леди», – повторил Кэм, явно впечатленный. – Я на днях проходил мимо твоего магазина, когда направлялся в рыбный ресторанчик «У Бичера», чтобы попробовать дандженесского краба под соусом. Пробовала?
– Да, – сказала я. – Это блюдо можно считать эквивалентом дозы кокаина.
Кэм хмыкнул.
– Держу пари, у тебя в запасе немало трогательных рассказов о том, что случалось в твоем магазине. К примеру, ты видишь, как нервничают мужчины перед важным свиданием или перед тем, как сделать предложение. И масса другой дешевой любовной ерунды.
Я подняла одну бровь.
– Дешевая любовная ерунда, – повторила я. – Ты явно не романтик.
Он пожал плечами.
– Полагаю, мне ближе логический научный подход.
Я нахмурилась.
– Прости меня, конечно, но едва ли в любви есть что-то научное.
– Разумеется, есть, – ответил Кэм. – Я не хочу показаться циником, но мне кажется, что мы в нашей культуре слишком много думаем о любви. Хотя концепт в высшей степени логичный. Вы либо остаетесь с кем-то, либо нет.
– В твоей интерпретации все выглядит совсем уж просто.
– Так и есть, если относиться к этому прагматично, – он улыбнулся. – А как насчет тебя? Ты когда-нибудь была влюблена?
Я склонила голову к плечу.
– Если учесть, что мы с тобой только что познакомились, то это чертовски личный вопрос.
– Прости, ты не обязана отвечать на него, – быстро сказал Кэм, почувствовав мою неуверенность. – Я углубился в нейрофизиологию, и вот что я оттуда вынес. Ощущение влюбленности – это всего лишь химическая реакция в мозгу. Одни нейроны общаются с другими нейронами. Столкновение, искра. И вот она, любовь или то, что мы считаем любовью. А потом все исчезает, так всегда бывает. Есть целая наука об этом. Как ни называй это чувство – любовь или нет, – но оно никогда не бывает длительным. Это просто-напросто невозможно. Мозг не создан для того, чтобы поддерживать ощущение опьянения, которое дает новый роман. Даже самые великие любовные истории сводятся в конечном итоге к кастрюлям и сковородкам.
