Чуть меньше он беспокоился об Анне. Она – проводник и потому сможет сбежать из заточения при первой же представившейся возможности. Конечно, если ее охраняют столь же бдительно, как и его самого, случай может не представиться вовсе: чтобы открыть портал, ей нужно спрыгнуть с какой-то, пусть небольшой, высоты. Если получится, она спасется. Может быть, даже сможет привести помощь. Дохленький, но шанс.
За крошечным окошком под потолком камеры сгущались сумерки. Стекла в окне не было, потому ветер задувал внутрь вечернюю прохладу, в тесном помещении стремительно холодало. Еды так и не принесли, но желудок, видимо, поняв, что сегодня он не дождется ни крупинки, перестал бунтовать. Боль в избитом теле понемногу стихала.
Уснуть Дима толком не смог, лишь время от времени проваливался в вязкую полудрему, просыпаясь от малейшего шороха. Снаружи пели цикады, однако внутри здания стояла давящая тишина, лишь время от времени в коридоре раздавались гулкие шаги дежурившего там охранника. Дима несколько раз ворочался с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, но противная ноющая боль во всем теле не давала ему ни малейшего шанса. Наконец, в очередной раз открыв глаза, он увидел, что крошечный квадратик неба в узком оконце понемногу светлеет: эта ночь прошла, над Сурганом занимался рассвет нового дня.
Лязг смотрового лючка и отпираемого замка прозвучал как выстрел, отдаваясь в больной, тяжелой голове гулким эхом. Дима даже не повернулся к двери.
– На выход! – прозвучал резкий окрик охранника. – Руки за спину!
С трудом поднявшись на ноги, Дима вышел в коридор, зажмурился от света масляных ламп, казавшегося после царившего в камере полумрака ослепительным.
– Вперед шагай, – приказал охранник, грубо ткнув его в спину. – Руки не расцеплять! Двигай!
Полсотни шагов по гулкому полу из грубых каменных плит, истертых сотнями тысяч ступавших по ним ранее ног, затем охранник, зазвенев ключами, отпер перекрывающую проход решетку. Поворот, еще один коридор, массивная металлическая дверь, ведущая в огороженный стеной дворик с растянутой поверху колючей проволокой. За стеною высится усыпанное большими розовыми цветами дерево, почти касающееся ветвями земли, ветер доносит пьянящий, дурманящий запах этих цветов.
Позади послышались шаги, Дима хотел обернуться, но охранник снова подтолкнул его промеж лопаток. Остановился он лишь возле самой стены, развернулся, повинуясь короткому приказу. Следом два стражника без знаков различия на мундирах вывели Анну и Алекса, поставили рядом и отступили в глубь двора, а из дверей, которые они покинули минутой ранее, уже выходили солдаты в полевой форме, вооруженные винтовками, – Дима насчитал пятерых. Замыкал шествие лейтенант Шеер собственной персоной. Солдаты замерли на расстоянии десятка шагов, вытянувшись по стойке «смирно». Дима бросил взгляд в сторону: Анна выглядела отстраненно-спокойной, а на небритой физиономии Алекса застыло кислое недовольное выражение, какое бывает у человека, страдающего от застарелой зубной боли. Бровь его была рассечена, под глазом и на скуле проступал лиловый синяк. Снова подул ветер, зашелестели листья над головой. Земля под их ногами оказалась густо усыпанной яркими розовыми лепестками, напоминавшими в рассветных лучах солнца алые капли крови.
Нос прошелся вдоль выстроившихся ровной линией солдат, встал за их спинами, прокашлялся и произнес:
– По законам военного времени, а также согласно особой директиве командования вооруженными силами за номером двести пятнадцать дробь тридцать, задержанные Особым отделом контрразведки вражеские шпионы и диверсанты, злоумышлявшие против Великого Сургана, приговариваются к смертной казни через расстрел. Приговор будет приведен в исполнение незамедлительно.
С этими словами Шеер, заложив руки за спину, неторопливо приблизился к приговоренным и, с любопытством заглядывая по очереди им в лица, спросил:
– Не желаете что-нибудь сказать напоследок?
– Желаем, – отозвался Алекс, – иди в задницу.
– Крайне некультурно и недостойно пилота военно-воздушных сил Великого Сургана, пусть и бывшего, – покачал головой Нос и повернулся к замершему неподвижно строю. – На пле-чо!
Солдаты дружно подняли оружие, ухватив винтовки за цевье.
– Заря-жай!
Оглушительно лязгнули затворы. Дима снова покосился в сторону товарищей: Алекс с безучастным видом рассматривал усыпанную лепестками землю возле своих давно не чищенных башмаков, Анна стояла с отсутствующим выражением лица, уставившись в пространство невидящим взором. Наверное, стоило ее хоть как-то растормошить, вывести из ступора, заставить хотя бы попытаться открыть портал. Дима попробовал привлечь ее внимание тихим возгласом, произнес шепотом ее имя, но Анна не реагировала, застыла, как изваяние, совершенно не обращая внимания на его голос.
Дима хотел поймать ее взгляд, но понял, что не сможет выдержать его, даже если это удастся. Ее сковал страх. Всепоглощающий, ледяной, животный. Тот, который прогоняет прочь все чувства, замораживает душу, сковывает ее километровой толщей льда. Тот, который уже не оставляет места другим мыслям и чувствам. Она не сможет открыть портал. Наверное, даже не сможет пошевелиться.
– Цельсь!
Пять винтовочных стволов разом уставились им в грудь. Солдаты приникли к прицелам, пальцы легли на спусковые скобы. Мир, кажется, замер на короткое мгновение, только прохладный ветер продолжал ласково трепать Димины волосы. Вот так вот это, наверное, и бывает. Промелькнет секунда, один лишь краткий миг, и в окружающей действительности ровным счетом ничего не изменится, все так же продолжит вставать и заходить солнце, в высоком небе будут по-прежнему сновать птицы, ныряя в пушистую бахрому облаков. Только ты сам в этом мире уже перестанешь существовать.
Дима с удивлением подумал о том, что должен, наверное, испытывать сейчас ужас, но чувствует лишь усталость. Боль в избитом теле, в раненой ноге, тяжесть в опухшей и плохо соображающей голове. Ничего не хочется. Хочется лишь, чтобы все это побыстрее закончилось. Любой ценой.
Нос поднял руку, готовясь подать расстрельной команде последний сигнал.
Дима вновь беспомощно оглянулся по сторонам. Спасения ждать неоткуда. Неужели все именно так и закончится? Сердце забилось часто-часто, готовясь выпрыгнуть из груди…
– Пли!
Грянул выстрел.
Дима непроизвольно зажмурился, ожидая, что в следующий миг его захлестнет волна обжигающей нестерпимой боли.
Но ничего не произошло.
А когда он открыл глаза, то увидел висящее прямо перед собою в воздухе огромное пятно неправильной формы с рваными, оплывшими краями, переливающееся всеми цветами радуги, точно гигантский калейдоскоп. Пятно мерцало, будто мираж над пустынным горизонтом, оно жило, меняло форму, вращалось невиданным водоворотом – медленно у краев и все быстрее к своему центру.
Врата!
Дима не видел, что творится с противоположной стороны, портал закрывал от него происходящее, оттуда доносились лишь невнятные возгласы и лязг затворов. Потом прогремел еще один выстрел. Бесполезно. Дима где-то слышал, что пуля не в силах преодолеть портал, она расплющится, столкнувшись с ним, или срикошетит, улетев прочь.
