— Почему это облезлая? Я чёрная и даже блестящая, — охорашиваясь, проговорила ворона. — А тебя, обжору, заперли.
Ну и что? Мне же лучше. А тебе завидно.
— Ну-ну, грызи дальше, кар, кормись, — прокаркала ворона.
— И погрызу.
Настя скорчила гримасу и вновь принялась за работу, но на этот раз без прежнего аппетита. Ей наскучило жевать. Она думала не о еде, а о том, что родители, наверное, уже ищут её по всему парку. И о том, как скучно сидеть одной, когда другие дети играют на площадке. Больше всего на свете ей хотелось вернуться и играть вместе со всеми. Но вместо этого она ела, и ела, и ела, и казалось, этому нет конца.
Дыра в стене увеличивалась слишком медленно. Настя всё чаще прерывала трапезу, чтобы проверить, не сумеет ли она протиснуться наружу, но, увы, каждый раз лаз оказывался слишком тесным. Настя сопела, и пыхтела, и втягивала живот: всё напрасно! Она снова принималась за еду и опять терпела неудачу.
Настя отчаялась и решила во что бы то ни стало выбраться из ненавистной избушки. Она просунула в дыру голову, потом плечи, рванулась вперёд и застряла, как пробка в бутылке.
— Ну что, торчишь, обжирайло? — проговорила нахальная ворона, которая всё это время следила за попытками Насти выбраться. — Зря трепыхаешься. Теперь тебе не выбраться. Застряла бесповоротно.
— Ничего не застряла, — пропыхтела Настя. — Если пролезли голова и плечи, то туловище обязательно пролезет.
— Это у нормального человека пролезет, а у тебя пиши пропало. Тебе труба.
Настя и сама видела, что ворона права. Девочка сделала ещё несколько отчаянных рывков, а потом горько заплакала.
— Вот тебе и раз! — всплеснула крыльями ворона. — То тебе тут нравилось, а теперь ревёшь? Чего ты раскисла?
— Мне никогда отсюда не выйти.
— Ты ведь этому радовалась, — напомнила ворона.
Не успела Юля глазом моргнуть, как очутилась в красивой светлой комнате. В углу стояла кроватка в кружевах…
Пойманный в ловушку, Ваня схватил длинную палку, воткнул её в илистое дно и в прыжке взмыл в воздух.
— Я же не знала, что избушка заколдованная, — всхлипывала Настя.
— Это не избушка заколдована, а ты.
— Я?!
— Верно. Пока ты не прекратишь обжираться, не выйдешь.
— Но ведь я не могу иначе расширить дыру, — сказала Настя.
— В том то и дело! Чем больше ешь, тем больше хочется. Чем больше хочется, тем больше толстеешь. А если толстеешь, то и в дыру не пролезешь.
Настя перестала плакать и, размазав слёзы по щекам, просияла:
— Поняла! Если я перестану есть, то похудею и выберусь.
— И так, и не так. Из теремка ты, может, и выберешься, а взаперти останешься.
— Как так?
— Очень просто. Если ты не прекратишь переедать, то не сможешь ни бегать, ни прыгать, ни играть, как другие дети. Вот и получается, что обжорство тебя взаперти держит.
— Что же мне делать? Вообще не есть? — расстроилась Настя.
— Почему не есть? Есть, но в меру. Да что я тебя уговариваю? Моё дело подсказать, а тебе выбирать, — каркнула ворона и полетела прочь.
Настя на мгновение задумалась, а потом решительно произнесла:
— Кажется, я поняла, что такое знать меру. Теперь я буду есть только в завтрак, обед и ужин. И никаких перекусов!
Стоило ей это произнести, как она почувствовала, что свободна.
— Ты не будешь есть? — услышала девочка знакомый голос.
Настя огляделась. Заколдованная избушка исчезла. Рядом стояла мама и протягивала дочке горячий хот-дог, щедро сдобренный кетчупом и горчицей.
— Нет, мам, — помотала головой Настя. — Надо знать меру.
Мать онемела от удивления, а отец, взглянув на дочку, вздохнул:
— Твоя мера до первой палатки мороженого.
— Нет, я твёрдо решила. Ведь чем больше ешь, тем больше хочется. Это только поначалу трудно отказаться. Зато потом я буду стройная, — улыбнулась Настя и побежала к качелям.
Глава 6. Рог изобилия
Народу на детской площадке прибавилось. На скамейках сидели старушки с вязаньем и старички со свежими газетами. Молодые мамы беседовали, поглядывая на своих младенцев, мирно спящих в колясках.
В песке возились малыши. Калоша направилась к ним, но, не доходя до песочницы, остановилась: прямо перед ней стояла скамейка, заваленная целой горой игрушек. Чего тут только не было: и кукла, и мишка, и кубики, и машины, и совочек с формочками для песка! Посреди игрушечного богатства сидела скучная-прескучная девочка с большим красным бантом на голове и с тоской наблюдала за тем, как другие дети возятся в песочнице. Калоше стало жаль бедняжку.
«Интересно, почему она не играет со всеми? Может, она заболела?» — подумала Калоша и направилась к девочке.
— Привет, — поздоровалась Калоша, задрав полированный нос.
— Ой! Живая калоша! — удивилась девочка, спрыгнув со скамейки.
— А ты кто? — поинтересовалась Калоша.
— Я — девочка.
— Понятно, что не фунт изюма. А зовут-то тебя как?
— Юля.
— А это у тебя магазин? — Калоша показала на игрушки.
— Нет, это мои игрушки, — Юля прикрыла игрушки руками, словно испугавшись, что их могут у неё отнять.
— Если у тебя так много игрушек, почему ты скучаешь?
— Потому что мне не с кем играть, — грустно вздохнула девочка.
— Как это не с кем? Вон сколько ребят, — удивилась Калоша.
— Они плохие и не хотят со мной дружить. Они завидуют, что у меня много игрушек, а я им ничего не дам. Это всё моё. Если я маму попрошу, она мне ещё купит. У меня тогда игрушек будет больше всех, — сказала Юля и надула губы.
— Если ты будешь сидеть одна, у тебя всегда игрушек будет меньше, чем у других, — возразила Калоша.
— Почему?
— Потому что, если хочешь получать, сначала надо научиться отдавать, — объяснила Калоша.
