Искрой, из которой возгорелось пламя войны, стало прибытие в поселок группы лиц ярко выраженной славянской наружности.
Изумительно фигуристую блондинку, изящную синеглазую шатенку и светловолосого кудрявого парня Селим заметил совершенно случайно. Он как раз оседлал гребень высокого забора, чтобы разложить на просушку на горячих кирпичах спальные принадлежности семьи – полосатые ватные матрасы и старые армейские одеяла. Селим равнодушно глянул на улицу и тут увидел эту троицу, причем высокого плечистого парня он сверху тоже принял за женщину, так как навидался уже в окрестных полях могучих русских баб с тяпками. К тому же волосы у парня были до плеч, да и одет он был не по-мужски, в кремовые бриджи и розовую рубашку с кружевами.
Троица, хоронясь под стеночкой, проплыла под Селимом, и горячий турецкий парень не упустил возможность заглянуть в глубокое декольте блондинки. От увиденного у него закружилась голова и сладко заныло в животе. Неслышно цокнув языком, потомок башибузуков бесшумно спрыгнул со стены во двор и побежал докладывать о появлении трех новых незнакомых наташ старшему брату Султану.
– Красивые! – поделился он впечатлением. – Очень мне понравились!
– Молодец, что не стал сразу знакомиться! – похвалил его многоопытный брат. – Здесь, в России, наташи капризные, к ним нужно знать подход.
Селим тут же поинтересовался, знает ли этот подход Султан, и обрадовался, получив утвердительный ответ. Однако он все-таки напомнил Султану, что четыре наташи-штукатурши на все Султановы подходы до сих пор отвечали только бранными словами.
– Это были неправильные подходы! – самокритично признал старший брат. – Но теперь я знаю, как надо! Я звонил своему другу Эльшану, он работает в отеле в Ай-Напе и все-все знает про наташ. Оказывается, русские женщины не любят горячих и необузданных мужчин. Им нравятся благородные принцы.
Селим почтительно спросил, кто такие эти принцы, которые нравятся наташам, которые все поголовно нравятся ему самому.
– Это хладнокровные воины на белых конях, – ответил Султан.
Селим указал брату на отсутствие у них коней, как белых, так и любых других мастей. Султан заверил его, что сами кони в любовных делах активной роли не играют, они нужны только для бутафории. Чтобы капризная русская наташа с первого взгляда распознала в парне принца. А еще у благородного кавалера должны быть соответствующие манеры. Он должен ухаживать за своей наташей не хуже, чем за любимым конем, говорить ей приятные слова, дарить цветы и защищать от посягательств посторонних принцев, не знающих правильного подхода.
– Тогда бежим скорее, пока этих новых наташ не увидел еще кто-нибудь! – вскричал обнадеженный Селим.
Цветы они сорвали в чужом огороде, а слова, приятные слуху капризных русских наташ, вдохновенно придумывали по дороге.
– Здесь! – сказала я, приведя свой маленький отряд к неокрашенным, в пятнах ржавчины, железным воротам.
– А где дом? – спросила малорослая Трошкина, не увидев за высоким забором постройки.
– В проекте. На участке пока только ямы, канавы, кособокие фанерные халупы и деревянный вагончик на колесах.
– А где паровоз к нему? – спросил Зяма.
Я посмотрела на братца так, что он поспешил хлопнуть себя по губам и покаяться:
– Все, больше не шучу!
– Шутки в сторону, – строго сказала я. – Давайте думать, как нам проникнуть за стену.
Я посмотрела на Трошкину, потому что разумного совета ожидала только от нее. Алка сосредоточенно рассмотрела ворота, потрогала тонким пальчиком амбарный замок. Я терпеливо ждала.
– Замок-то ржавый, язычок не отодвигается! – сказала подружка, встретив мой вопросительный взгляд. – Такое впечатление, что его отродясь не открывали. Ты говоришь, внутри уже ведутся строительные работы и стоит вагончик? Интересно, как он заехал во двор? Может, где-то есть другие ворота или монументальный забор поставлен только по фасаду?
– Предлагаю зайти с тыла! – сказал Зяма и без промедления двинулся в путь, потому что фасадные заборы на улице образовывали одну непрерывную линию длиной в квартал.
Мы с Алкой догнали его, все вместе обошли «кубик» и увидели, что со стороны полей-огородов интересующий нас участок огорожен не забором, а помятой стальной сеткой. В ней имелся трехметровый разрыв, небрежно «заштопанный» веревкой. Пролезть сквозь редкие стежки капронового шнура было совсем не трудно, что мы и сделали. Поблизости высились кучи гравия и песка, мы спрятались за одним барханом и стали наблюдать.
Саид пронесся мимо костра, едва не сбив пристроенный над огнем котел. Мимоходом заглянул в него, наметанным глазом отметил, что рис уже готов, можно кушать, но тут же отогнал неуместные мысли подальше. Какая теперь еда, уходить надо, да побыстрее!
Мехти сидел на корточках под сырой стеночкой недавно залитого бетонного фундамента. Он курил травку и дремотно жмурился. Сладкий дымок незаметно таял в горячем воздухе, напоенном духмяными ароматами степных трав, яростно палило жаркое, почти как дома, солнце. Саид пролетел мимо довольного жизнью курильщика, как самум.
[8]
Удивленный такой прытью, Мехти широко открыл глаза и по-своему спросил Саида, что опять случилось.
С Саидом много чего случалось, по большей части – нехорошего. Зимой, когда он только приехал на Кубань, его свалил грипп, и в отсутствии медицинской помощи парень едва не загнулся. Потом, когда он уже начал работать, как все, ему на ногу упал фундаментный блок и сломал большой палец. А на прошлой неделе Саида придавило досками опалубки, после чего решено было не подпускать больше бедолагу к строительным работам. Саиду определили место у очага, и он стал готовить плов с рисом-сечкой и варить шорпу с тушенкой. Увидев Саида, несущегося, как сайгак, Мехти подумал, что раззява перевернул на себя котел и обжегся. Однако Саид опроверг эту версию, ответив на вопрос одним коротким русским словом:
– Милиция!
– Милиция?! – враз сбросив с себя блаженное оцепенение, повторил Мехти и вдавил недокуренную сигаретку в сырой бетон, а потом еще загладил образовавшуюся дырку пальцем, чтобы и следа не осталось.
Трудные слова «милиция», «регистрация» и «депортация» нелегальные таджики узнавали и запоминали раньше и крепче, чем простые русские ругательства. При известии о появлении милиции диаспору охватила тихая паника, сопровождавшаяся, однако, продуманными и грамотными действиями. Таджики срочно увязывали узлы, торопясь незаметно от страшной милиции отступить на заранее подготовленные позиции. В ближайшей лесополосе на этот случай давно были сооружены укромные шалаши, снабженные даже минимальной утварью. Пересидеть денек-другой в лесном убежище Саиду и его товарищам было бы нетрудно, они и на стройке обходились самыми минимальными удобствами, и в родной Средней Азии уровень комфорта имели гораздо ниже среднего. Самую большую проблему представлял пакет с некоей травой, имеющей обыкновение в естественных условиях пышно цвести алым цветом. Опийный мак Мехти с великими предосторожностями привез с родины отчасти для собственного потребления, но в основном на продажу. Отдавать сухой паек наркоманов милиции он не планировал.
