- Я вообще-то с женщиной договаривался... - слегка смягчил тон капитан, и мельком глянул в лицо посетителя - Так она была от тебя? Ну-ну...ладно. Пойдем, поговорим... что там у тебя за выгодное предложение. Я не против выгодных предложений - если они выгодные.
Участковый сделал приглашающий жест, Сергар шагнул через порог, сделал несколько шагов, капитан остался позади, запирая дверь. Запер, обошел Сергара слева, снова обдав смесью запахов, и пошел вперед по длинному темному коридору, увешанному плакатами, фотографиями, скорее всего имеющими отношение к деятельности полиции. На Сергара он не оглядывался - видимо не считая посетителя опасным и ничуть не сомневаясь в своей безопасности. Уселся в потертое кожаное кресло за длинным, светлого дерева столом, показал рукой на один из стульев, расставленных вдоль стола.
На столе валялись хлебные крошки - видимо участковый только что пообедал. Отсюда и лоснящиеся губы, не до конца вытертые скомканными салфетками, валяющимися в плетеной корзине при входе в кабинет, запах колбасы и лука, висевший в спертом затхлом воздухе, какой почему-то бывает только в государственных канцеляриях. И не только на Земле.
Сергар сходу окинул взглядом широкий кабинет - выход только один, тот, через который он вошли в "пикет". Все окна в массивных стальных решетках, так что этим путем покинуть опорный пункт невозможно.
Сергар не любил находиться в замкнутом пространстве с человеком, который был ему неприятен, и даже опасен. Болезненно не любил. И начинал нервничать, если приходилось себя пересиливать. Ему сразу хотелось вырваться из "заточения", бежать, куда глаза глядят. Или разбить башку неприятелю.
Эта нелюбовь имела свою историю, и возникла она на четвертом году службы в армии, когда Сергар, тогда еще совсем молодой, бесшабашный и очень любвеобильный юноша, на очередном переформировании в тыловом городишке увлекся женой купца Мессельрана, бывшего в то время в отъезде. Обычно купчина отъезжал по своим торговым делам довольно-таки надолго, потому его истосковавшаяся по мужской ласке женушка развлекалась так, ей хотелось, не стесняясь в способах достижения пика любовных наслаждений, а также в выборе площадки для осуществления своих довольно-таки экзотических пристрастий. Она кончала не только от секса, но и от боли, доставляемой ей в любовном процессе и очень любила, когда Сергар брал ее грубо, можно сказать жестоко, при этом ругалась почище извозчика (Возьми меня! Я твоя сука! Я твоя тварь! Я животное! Сделай мне больно, гавнюк! Ну же, ублюдок ты .....! Засунь мне как следует, ..... жеребец! Оооо! Да! Ударь меня еще! Ударь!) .
Ей нравилось получать по голой заднице добрым армейским ремнем, что приводило извращенку в совершеннейший восторг и неминуемо доводило до оргазма.
Сергар давно уже хотел с ней порвать - надоели эти игрища, выглядевшие как нечто среднее между изнасилованием и полковой экзекуцией, на которой порют проворовавшихся солдат, однако так просто взять, и разорвать отношения не удалось - просто не успел.
Зловредный и очень раздосадованный неудачей на торговом поприще купец (один из караванов попал в засаду на тракте, были утеряны несколько возов с драгоценными пряностями) вернулся в тот самый момент, когда молодой маг старался выбить дурь и оргазм из упругой задницы извращенки. И мало того вернулся - так еще во главе крепкого отряда караванной стражи - людей жестких, не раздумывая применяющих свои довольно-таки острые мечи. Особенно после того, как потеряли десяток своих людей, полегших от стрел дорожных грабителей. Стражникам, как и купцу, ужасно хотелось излить свою досаду и злость на какого-нибудь придурка, оказавшегося у них под рукой. И вот - такой случай!
"Держи его! Бей! На кол гавнюка! Отрежьте ему яйца! Лови ублюдка!"
В общем - пришлось незадачливому магу ретироваться через окно, но вся загвоздка была в том, что окна купеческой спальни, как и окна многочисленных лавок хозяина спальни, были забраны примерно такими же решетками, как и тут, в "пикете".
Сергар едва унес ноги, чудом уклонившись от мечей шустрых охранников и от дубинки разъяренного купца. Ему пришлось выстрелом огневика высадить окно вместе с рамой, в результате чего Сергар спалил брови, ресницы, а также хорошенько припалил волосы на своем многострадальном лобке. От мага неделю воняло паленой свининой, и товарищи по оружию подозрительно поводили носами, когда Сергар подходил к ним на расстояние двух шагов.
Ко всему прочему, Сергар едва не сломал ногу, выпрыгивая со второго этажа, а потом еще бежал по улице голышом, стыдливо прикрывая ладонями причинное место - под улюлюканье солдатни и охочей до зрелищ черни, радостно комментирующих веселое представление.
Купец потом пытался добиться справедливости, подал жалобу на самоуправные, наглые и подлые действия некого боевого мага, но армейское руководство подняло его на смех, не выдав на расправу гражданскому городскому суд ценное "полевое орудие крупного калибра", каким собственно и являлся Сергар. Тем более что убитых и пострадавших среди горожан не нашлось, ущерба никто не понес - если не считать пары сломанных носов, треснутой челюсти, двух вывихнутых рук и семи выбитых зубов, принадлежавших особо ярым стражникам. "Но это же какие-то гребаные наемники, отребья, отрабатывающие хозяйские медяки! Работа их такова! За что им платить?! Нечего бросаться на имперского солдата, тем более - на боевого мага!"
Пришлось купцу удовольствоваться в качестве трофея одеждой сбежавшего супостата (в общем-то, довольно потертой, видавшей виды), и кошельком негодяя, в котором сиротливо позванивали один серебряник и два медяка - все, что осталось от трехмесячного жалованья. Переформирование полка уже закончилось, скоро на фронт, а на войне - как на войне, сдохнешь, и пропадут монеты. Ведь мертвецу они ни к чему. Так почему бы их не потратить, пока жив? И потратил.
Единственное, чего было жаль Сергару среди барахла, утерянного в эпической битве с охраной купца - небольшой серебряной брошки, которую он все эти годы таскал с собой, как амулет на счастье. Эта брошка - все, что осталось в память о покойной матери.
Что сталось потом с купеческой женой - Сергар так и не узнал. Скорее всего, ничего особенного и не сталось - в очередной получила плеткой по своей любвеобильной заднице и гладкой спине, что вызвало очередной, особо яркий оргазм. А может, купец наконец-то опомнился и свернул башку проклятой извращенке. Да какая разница? Она знала, на что шла и чего хотела. Каждый должен отвечать за свои поступки, и соображать - что и зачем он делает.
Участковый Анаров меньше всего на свете походил на приснопамятную жену купца, и больше всего - на самого купца, парня дюжего, и такого же огромного, как и этот тип, сверливший посетителя взглядом бесцветных, как мутная дождевая вода глаз.
Хозяин кабинета молчал, что-то себе соображая, молчал и Сергар, вглядываясь в противника, подготавливая себя к тому, что задумал.
Первым тишину нарушил участковый, и от его слов Сергар напрягся, готовый прыгнуть как зверь, осознавший, что схватка неизбежна, и решившийся на атаку:
- Я тебя узнал. У меня хорошая память! Очень хорошая! Ты думал, я не узнаю? Пришел мстить, сучонок. точно? Не ты первый, не ты последний! Что, вылечился, гавнюк? Уже не в креслице, урод? Вылечился, и тут же побежал правды искать? Небось в прокуратуру помчался, задрав хвост? Я не ошибся? И тебя отфутболили, да? Идиот! Все схвачено! Вот же дебилы...никак не могут понять, кто тут хозяин! Итак, за каким хреном приперся? Отвечай, быстро!
