Впрочем, что загадывать далеко, человек найдет, что
нарушать. А пока что я продемонстрировал Конону работу телекамер, сходил в
Интернет, пошарил на предмет полезных утилит, за ночь их высыпается в Сеть
десятки тысяч, только вылавливай необходимые, в самом деле, выловил парочку и
тут же апгрейдил следящую систему, а для ночного сканирования скачал патчик и
тут же поставил заплатку.
Конон снова исчез на пару дней, вернулся похудевший,
усталый, сильно загорелый, словно с утра до вечера был на той же охоте в поле,
заглянул к нам в операторскую, посмотрел, как я демонстрирую работу
пропатченных программ, кивнул, сказал:
– Нет, на кухню не переключай.
– Правильно, – сказал Сергей глубокомысленно, –
приличные люди не говорят о кухне. Но правда, что там делает Нюрка…
– Вот это как раз и не надо, – сказал Конон
строго. – Ладно, Андрий, пойдем, у меня к тебе разговор. Кстати, у тебя
права есть?
Я поспешил за ним следом петушком-петушком, как и
должен за большим начальником мелкий служащий, отрапортовал бодро:
– Только гражданские!
Он так изумился, что даже оглянулся:
– А что это?
– Ну, право на труд, свободу религии… Говорят, есть право не
отвечать на вопросы, но что-то не верю…
– Правильно делаешь, – одобрил он. – Попробуй мне
не ответить! Нет, я про автомобильные права.
– У меня только те, которые все имеют!
– Бедные права, – проворчал он, – кто их только не
имеет. Автомобильных, значитца, нет…
– Откуда? У меня сроду даже велосипеда не было.
– Да теперь в школах выдают. Да не велосипеды… Ладно,
гражданские свои засунь себе в… чтоб их имели лучше, а вот на вождение тачки
надо получить. С этим тоже нетрудно, у меня схвачено, сделают раньше, чем
научишься ездить. А водить машину научит Сергей.
– Да надо ли? – слабо возразил я, но очень слабо.
Против машины возражать как-то трудно. – Я не хочу, чтобы это
ложилось каким-то финансовым бременем на игру…
Он отмахнулся:
– Никто покупать тебе машину и не собирается! Размечтался.
Старенькую возьмешь. И офис снимать для тебя не собираюсь. Просто выделим
комнатку в одном из… моих помещений. Просто ты теперь глава одного из
подразделений. Хоть хилого и вообще экспериментального, но все же должон
отличаться от рядовых, кто на метро да на трамвайчике!
Мы подходили к его кабинету, я как-то невольно выпрямил
спину. Со стороны полупрозрачной и ставшей нематериальной фигуры Конона все еще
идет звук на уровне первых саундбластеров, но я уже ничего не слышал, ибо
вот-вот девушка в очках с розовыми стеклами вскинет… нет, просто поднимет
голову, глаза ее строгие, лицо чистое и безукоризненное, как у Снежной королевы.
Ее взгляд сразу же отыщет меня… ну, пусть не сразу, но все же посмотрит, я
оживу, оживу…
Дверь даже не отворилась, а как бы исчезла, как в дьябле,
или я просто ни хрена не замечаю, комната залита ярким солнечным светом, что
меня не удивило: ангелы сами излучают свет. Вероника вскинула голову, глаза ее,
против ожидания, сразу поймали меня в прицел, но тут же я рухнул в бездонную
пропасть, где мрак, тьма, холод и вечная сырость – Вероника перевела
взгляд на Конона, голос ее прозвучал не столько нейтрально, а чересчур
заботливо, гораздо заботливее, чем должна говорить секретарша, пусть даже
личная, персональная, бытовая:
– Илья Юрьевич, вам звонил Колесников. Просил перезвонить,
когда освободитесь.
Он поморщился, кивнул:
– Хорошо. Соедините. Я возьму в кабинете. Ко мне пока
никого не пускайте. А ты, Андрий, посиди пока здесь.
Мановением длани отправил меня куда-то в угол. Вероника
смотрела без любопытства. Я тоже изо всех сил старался смотреть на нее,
как на секретаршу, что знает три команды: «стоять», «лежать» и «факс». Основное
назначение всех секретарш – создавать шефу условия для работы. Это значит,
что, если устал, должна подать кофе даже без его напоминания. Если у него
гормоны начинают мешать работе мозга, тут же должна привести в гормональное равновесие.
Более того, точно так же, как хороший секретарь подает заработавшемуся шефу
кофе и бутерброд, доверяя своему чутью и опыту, так и за гормонами она должна
следить тоже без напоминаний. Ее хозяин должен быть информирован, накормлен,
бодр, помнить обо всех встречах, а при взгляде на входящую в кабинет женщину не
должен представлять, как он ее поставит, перевернет…
Судя по ее идеальной фигуре, она вполне может обеспечить
Конону гормональное равновесие, а если судить по умному строгому лицу, она в
состоянии отбирать для нанимателя интересующую его почту, а остальной рекламный
мусор выбрасывать в корзину.
Она внимательно посмотрела мне в глаза:
– Вам что-то нужно?
– Да нет, – пробормотал я. – Я просто… жду.
Мне Илья Юрьевич велел подождать здесь.
Она милостиво наклонила голову. У нее это получилось
по-королевски, красиво, с достоинством. Ее серые глаза выглядели строгими,
понимающими, только губы показались мне чересчур полными, даже толстыми. Такие
в старину звали вафельницами.
– Ждите, – разрешила она. – Если это надолго, то я
могу сделать кофе. Если, конечно, вы уже допущены до такого ритуала.
Я не сразу понял, что она шутит, лицо ее оставалось
аристократически строгим. Ответить не успел, да и не нашелся сразу, я из тех
умников, кто долго шарит в карманах, перебирая сто тысяч слов, ведь за словом в
карман не лезут только убогие, у которых наготове десяток фраз Эллика-людоеда,
а я самый крутой остроумец уже на лестнице, а то и на улице, за два квартала от
того места, где надо мной насмеялись…
Открылась дверь, вошел человек, в котором я сразу признал
бухгалтера. Он даже больше походил на деревенского счетовода, а еще такими
изображали в старых фильмах мелких партийных работников: плотненький, в
свободном белом костюме, круглое розовое лицо, белый картуз пятидесятых годов,
под рукой раздутый объемистый портфель, уже потерявший цвет и форму.
– Здравствуй, Вероника, – сказал он скрипучим, как
ножом по стеклу, голосом. – Как ты загорела… Даже жаль!
– Почему? – удивилась она.
– Ну, такая аристократка, а почернела, как простая
крестьянка.
Он начал выкладывать на соседний стол пухлые папки, книги,
растрепанные брошюры, целый набор ручек, хотя в нагрудном кармане торчат
колпачки паркеровских штучек. Я с любопытством ждал, когда же появятся
легендарные счеты, это такой калькулятор в деревянной рамке, где по проволочкам
бегают крашеные деревянные колесики. Не сами бегают, конечно, их надо пальцами
туды-сюды.
Наконец он обратил взор на меня. Изучал несколько мгновений,
я молча выдерживал его взгляд. Сейчас меня почему-то больше интересовало, как
меня видит эта почерневшая аристократка.
