Бытовые условия семьи были более чем скромные. Начинали Горбачёвы в Ставрополе жить в 11-метровой комнате с дровяной печкой и удобствами во дворе, которую снимали у пенсионеров. Пищу готовили на керогазе. Вскоре стало тесно: в январе 1957 года родилась дочь Ирина. Через пару лет семья перебралась в коммуналку, где они занимали уже две комнаты. Первую отдельную квартиру получили уже после того, как Михаил стал первым секретарем крайкома комсомола. До холодной роскоши дачи в Форосе – дистанция огромного размера…
Дочь Ирина вспоминает: «Мама и папа везде таскали меня за собой. Они много гуляли, и я с ними – хотя ноги уже заплетались. Главным их увлечением были походы. Мы уходили в горы на целый день – без палатки, потому что нам важно было именно идти. Папа пел, а мы с мамой считали, что у нас недостаточно развиты вокальные данные». Родители вынуждены были отдать девочку в детский сад, «несмотря на то что я там скучала, плакала. Маме было очень сложно. Трудно было найти работу по специальности, все кафедры были забиты фронтовиками и партработниками, а она в то время была беспартийной. Какое-то время она даже работала в библиотеке. Трудно было писать диссертацию по социологии, которая тогда только начинала зарождаться. Трудно было работать и поддерживать порядок в доме. Но работа для нее всегда была очень важна. Позднее, когда мы переехали в Москву и у нее появились новые обязанности, мама уже не могла больше заниматься, писать докторскую и очень переживала из-за этого». Американский психолог Гейл Шихи пишет в своей книге: «В Советском Союзе социология была изуродована тем же самым антиинтеллектуальным фанатизмом, который способствовал и разрушению сельского хозяйства, но Раиса Горбачёва была одним из тех редких ученых, которые в шестидесятые годы осмеливались проводить независимые исследования среди крестьян-колхозников».
«В Ставрополе мы, конечно, чувствовали себя более обеспеченными, чем другие. Да и в Москве в первые годы тоже. Но потом нас как-то очень быстро обогнали. У меня, как и у всех, были продовольственные карточки, с которыми я ходила по магазинам. Конечно, папе и маме этого не приходилось делать, да и я в любой момент могла что-то у них попросить. Мама безумно переживала из-за того, что мы могли себе многое позволить, а другие люди – нет. Но икру ложками мы никогда не трескали, потому что мама считала, что это вредно. В основном сидели на твороге, потому что надо было вес держать. У нас дома всегда был культ походов, здорового образа жизни. Поэтому и антиалкогольная кампания на нас никак не отразилась. Водку мы тоже не пили. У нас всегда что-то было спиртное и, наверное, в большем количестве, чем у обычных людей, но это не имело никакого значения».
Как рассказывала при жизни сама Раиса Максимовна, в последние годы в Ставрополе у Михаила Сергеевича как 1-го секретаря крайкома была довольно приличная зарплата – 600 рублей. У Раисы Максимовны, доцента вуза, – 320. Конечно, с продвижением по карьерной лестнице появлялись новые возможности для улучшения быта. В партийной иерархии такие вещи расписывались до мелочей. К установленным порядкам Горбачёвы привыкали и, конечно, пользовались раз от разу возраставшими привилегиями. Например, начав от участия в «складчине» очередному командированному в Москву для покупки дефицита, жене первого секретаря крайкома дефицит (т. е. импортные товары) уже подготавливался по заявке в соответствующий отдел ЦК и пересылался в Ставрополь. Став секретарем ЦК, Горбачёв получал уже 800 рублей в месяц плюс 200 рублей «на питание».
На отдыхе с друзьями в предгорьях Ставрополья. 1960-е г.
Было и другое сообщество, то самое – неразговорчивое, притихшее во время чтения Хрущёвым судьбоносного и для них доклада. В этом сообществе, именуемом партноменклатурой, он делал свою партийную карьеру, шагал по ступенькам ее так, что многие и до сих пор считают его «ставропольским везунчиком». Но присмотримся к этому сообществу внимательнее, многие успели его позабыть. Молодые вообще не узнают тогдашних коллег Михаила Сергеевича в своих постаревших ближних и дальних родственниках, в больших начальниках, руководящих крупными фирмами, холдингами, банками.
Что было самой заветной мечтой молодого номенклатурщика? Стать первым секретарем обкома, крайкома, по должности это уже член Центрального Комитета КПСС и депутат Верховного Совета СССР или республики по меньшей мере. На большее без особого покровительства «сверху» и не мечтали, да и небезопасно это было. Очень важно понять особую роль первых секретарей республиканских ЦК, обкомов и крайкомов партии. Они составляли большинство в ЦК КПСС, фактически их голосами избирался Генеральный секретарь. Это ставило их в особое положение. Именно они, пережив шок от хрущёвского доклада, обеспечили победу Хрущёва в борьбе с группой Молотова и Маленкова. И они же свалили его в октябре 1964 года. Они – одна из главных опор режима.
Первых секретарей можно сравнить разве что с положением прежних царских губернаторов. Вся полнота власти на местах практически была в их руках. Весь аппарат управления регионом, даже выборные органы они подгоняли под себя. Через них проходила вся жизненная энергия страны, ими связывались в единую систему все государственные и общественные структуры. Ни одно назначение не могло пройти мимо них, любые мало-мальски руководящие должности входили в номенклатуру обкома или крайкома. Реальная сила была в их праве согласовывать назначения на все руководящие должности в государственных и общественных структурах на «своей» территории.
В общем, первый секретарь – это своего рода феномен, ключевая фигура в системе власти. Свою должность и огромную власть он получал не от народа, не в результате альтернативных выборов, а из рук Москвы – Политбюро, Секретариата, лично Генерального секретаря ЦК КПСС. В этом была уязвимость, двойственность положения первого секретаря. Каждый прекрасно знал, что он тут же лишится и должности, и власти, как только будет потеряно доверие генсека. Система, стараясь снять сливки, тщательно отбирала наиболее активных, энергичных руководителей повсюду.
Подающую надежды молодежь регулярно приглашали на «взрослые» мероприятия. Михаила вскоре заметил новый краевой партийный руководитель Ф. Д. Кулаков, отправленный Хрущёвым подальше от столицы, в Ставрополье, в 1960 году. С подачи Кулакова Горбачёв стал делегатом XXII съезда КПСС. Так он оказался в составе ставропольской делегации среди тех, кто в октябре 1961 года голосовал за вынос из Мавзолея тела Сталина.
«А как же, и я поднимал руку», – вспоминал Михаил Сергеевич, рассказывая такой эпизод. После окончания затянувшегося заседания он торопился выйти из Спасских ворот, чтобы выполнить какое-то поручение Ф. Д. Кулакова. В проходной группу делегатов попросили задержаться. Ожидание затянулось. Когда как обычно нетерпеливый Горбачёв попробовал выяснить, в чем дело, один из часовых, преграждавших им путь, сказал: «А вот, выполняем ваше решение насчет Сталина». Вокруг оцепленного Мавзолея суетились военные и рабочие, занятые захоронением мумии вождя. По стране катилась новая волна «оттепели».
