Он оторвал взгляд от двери слева, но не прежде чем заметил пробивающийся снизу соблазнительный свет.
Кейт не спала. Зная это, было дьявольски сложно поступить правильно.
Грегор же не юнец в первом порыве страсти, черт подери – хотя именно таким она заставляла его себя чувствовать. Он может подождать до свадьбы. Господь свидетель, Кейт, вероятно, нужно время восстановиться.
Но двенадцать ночей обещали быть долгими. При условии, что с помощью короля он получит разрешение Ламбертона, епископа Сент-Андруса, Грегор рассчитывал жениться на Кейт пятого января – на Двенадцатую ночь, служившую концом зимних праздников накануне Богоявления.
Грегор мог бы подождать три недели до оглашения
[8], но учитывая, что Брюс ждет его возвращения в начале января для осады замка Перт, это означало бы отложить свадьбу до его следующего возвращения домой.
Этого Стрела бы не выдержал. Кейт принадлежала ему, и он хотел, чтобы это было правдой по закону, так же как по существу.
Грегор прежде и предположить не мог, что сам будет торопиться к алтарю. Но последнее препятствие в его сознании исчезло, и ничто теперь не мешало ему ясно видеть, чего он хочет: Кейт в качестве жены, стоящей рядом с ним днем и спящей рядом с ним ночью. Хотя какое-то время спать им, скорее всего, не придется.
От одной мысли о том, что Грегор хотел сделать с ней прямо сейчас, ему стало жарко, тяжело и страшно. Кейт сама виновата в своих отзывчивости и раскованности. Она занималась любовью так же, как делала все остальное: без оглядки, без притворства и с неукротимой страстью.
А поднабравшись немного опыта…
Господи, помоги ему! Он даже думать об этом не хочет. Кейт может поставить его на колени. Может, уже поставила. То, что Грегор к ней испытывал, не было похоже ни на одно чувство, которое ему доводилось испытывать к женщине.
Любит ли он ее? Стрела не знал, способен ли он на это чувство. Но ее вера в него вызывала желание быть достойным ее, и, может быть, пока этого достаточно.
Он закрыл дверь, твердо отгородившись от искушения. Однако не прошло и минуты, как он услышал негромкий стук. Взяв себя в руки, Грегор открыл дверь. Как он и ожидал, на пороге стояла Кейт в огромном домашнем платье.
– Уже поздно, а ты все еще не спишь, – сказала она.
– Я могу то же самое сказать тебе.
– Я тебя ждала.
Его губы изогнулись.
– Я так и понял. Но ты не должна здесь находиться.
– Я знаю, – ответила Кейт с нахальной улыбкой и все равно вошла. – Но в последние пару дней было столько дел, что мне не довелось поговорить с тобой наедине, а я хотела кое-что тебе подарить.
Грегор вдруг заметил, что Кейт крепко сжимает домашнее платье на груди, как будто что-то прячет. Свое обнаженное тело? Его глаза, должно быть, сверкнули.
Кейт закатила глаза, разгадав направление его мыслей, и засмеялась.
– Боюсь, что под этим на мне надета очень толстая, очень старая сорочка ввиду того, что произошло с другой.
Он ухмыльнулся.
– Я куплю тебе дюжину сорочек.
Она подняла бровь.
– Чтобы было что рвать?
– Как ты догадалась?
Кейт рассмеялась и распахнула домашнее платье.
– Жаль тебя разочаровывать, но я принесла тебе что-то другое. – Вытащив тканевый сверток, спрятанный под домашним платьем, она протянула его ему. – Вот это – на Рождество, – объяснила она.
– Что это?
– Открой и посмотри.
Развязав шелковую ленту, обернутую вокруг свертка, Грегор осторожно расправил ткань, оказавшуюся льняной туникой, вышитой витым узором золотой и алой нитями вокруг горловины и – когда он поднял ее – рукавов. Внимательно рассмотрев вышивку, он понял, что узор представляет собой вовсе не спирали, как он сначала подумал.
– Это стрелы, – сказал он потрясенно.
Кейт смутилась и кивнула.
– Это чтобы носить под доспехами.
Это было прекрасно – он поверить не мог, насколько прекрасно. Грегор был тронут. Стежки были идеальными. Он нахмурился.
– Ты сама сделала?
В его голосе сквозило удивление.
– Я вообще-то умею вышивать.
Он поднял бровь. Они оба знали, что Кейт считала рукоделие пыткой.
– Ну умею. – Она сморщилась. – Ну хорошо, Этти сделала бо́льшую часть работы. Но я придумала узор. И выполнила вот эту часть. – Кейт показала на заднюю часть горловины, где стежки были не такими ровными.
Грегор улыбнулся и притянул ее к себе.
– Это замечательно, спасибо.
Он поцеловал ее. Сначала медленно, а потом, как это всегда случалось, с гораздо бо́льшим пылом, чем собирался. Когда он отстранился, они оба тяжело дышали. Кейт понадобилось мгновение, чтобы сфокусировать взгляд. Его кровать маячила чертовски близко. Было бы так просто подтолкнуть ее назад…
– У меня для тебя еще кое-что есть, – сказала она.
– Прячешь другие сокровища под этой сорочкой, Кэти?
Она засмеялась.
– Не угадал. Под кроватью. – Когда он обернулся, Кейт объяснила: – Джон сегодня помог мне затащить его сюда.
Грегор нагнулся и выволок еще один сверток, на это раз твердый, примерно шести футов длиной, шести дюймов в диаметре и завернутый не в ткань, а в выделанную шкуру.
– Что у тебя здесь, бревно?
– Почти.
Он откинул шкуру и потрясенно уставился на подарок у своих ног. Он поверить не мог тому, что видит. Нагнувшись, Стрела осмотрел внимательнее, уделяя особое внимание безукоризненным волокнам. Нигде не было видно ни сучка, ни изгиба.
Невероятно. Может, это Кейт следует называть колдуньей, иначе как ей удалось раздобыть такое сокровище?
Она следила за ним с возрастающим беспокойством, руки запутались в рубиновом бархатном домашнем платье.
– Это тисовый ствол, – сказала она, явно обеспокоенная его молчанием.
Грегор совершенно точно знал, что это. Это не просто тисовый ствол – это практически безупречный тисовый ствол. Настолько безупречный, что идеально подходит для изготовления лука и который было почти невозможно достать с начала войны. При такой необходимости в луках большинство тиса было вырублено и в Шотландии, и в Англии.
Его голос был низким и наполненным почти благоговейным трепетом:
– Где ты его достала?
– У торговца, который привозит тебе вина из Бордо.
