Воздух в комнате словно изменился, стал гуще и наполнился странным гулом. Его взгляд потемнел, а прозвучавший голос стал ниже.
– Чего ты хочешь, милая? Что мне сделать, чтобы тебе стало лучше?
«Милая». Ее сердце сжалось. Грегор уже второй раз это сказал. Он никогда не называл ее ласково – никогда. Может, это что-то значит? Может, нежность в его взгляде просто отблеск свечи или Кейт следует поверить тому, что она видит?
Есть только один способ узнать. Она сказала ему правду.
– Я хочу, чтобы ты обнял меня и поцеловал. Я хочу, чтобы ты заставил меня забыть.
Грегор замер и проклял себя за очередную глупость. Чего, черт возьми, он ожидал? Он знал, что не должен задавать вопрос, на который не хочет услышать ответ. Но вот Кейт сидит в его руках – практически у него на коленях – с большими темными глазами, блестящими от слез, лицом, все еще бледным и больным от ужасных воспоминаний ночного кошмара, выглядящая такой уязвимой, какой он давно ее не видел, и Стрела в жизни не чувствовал себя так чертовски беспомощно. Он сделал бы что угодно, чтобы ей стало лучше. Что угодно, чтобы стереть эти воспоминания из ее разума и позволить ей забыть. Вот он и задал свой дурацкий вопрос.
Господи помилуй, Кейт понятия не имеет, о чем просит. «Поцелуй меня. Заставь меня забыть». Как будто это так просто, когда от одного взгляда на нее, смотрящую снизу вверх, его пульс подскочил, а кровь закипела, как в жерле вулкана. Грегор хотел сделать гораздо больше, чем просто поцеловать ее. Гораздо дьявольски больше. И он не решался прикоснуться к ней. Стрела, человек, который никогда не терял контроля и всегда точно знал, что делает в спальне, понял, что смотрит на женщину, которая может его сломать.
Каждый инстинкт в его теле встал на дыбы и кричал «опасность!» – сообщая, что если поцеловать ее среди бела дня было глупо, то надо совсем спятить, чтобы сделать это в темной комнате наедине и когда они оба едва одеты.
Но он нужен ей, черт подери, как Грегор может отказаться?
Легко. Но он не хотел этого делать. Господь свидетель, ему тоже требовалось забыть. Воспоминания о ее криках были совсем свежими. У него кровь застыла в жилах. Кожа покрылась ледяным налетом паники. Он думал, что с ней что-то случилось, и от этого почувствовал себя слабым, беспомощным, лишенным привычной защиты.
Да, это единственное объяснение тому, как легко он поддался на ее просьбы. С какой готовностью он прильнул к ней губами, даже понимая, как тяжело будет оторваться.
Он сможет, убеждал он себя. Только поцелуй, чтобы заставить ее забыть…
Но Грегор и сам позабыл каждую свою проклятую мысль, как только его рот коснулся ее. Его чувства взорвались. Все, чего он хотел, – это утонуть в ней и никогда не отпускать.
Как можно чувствовать себя так хорошо? Ее губы были точно такими сладкими и нежными, какими он их помнил. Такими податливыми и… открытыми.
Вот черт, прежде чем он смог остановиться, его язык снова оказался у нее во рту, и он делал эти долгие, глубокие движения, заставляющие думать о сплетении. Море и море сплетений. Мокрые конечности, запутавшиеся в простынях. Грегору нужно только опрокинуть ее на спину, развязать штаны, натянутые в спешке, задрать ее сорочку, и он окажется внутри нее. Глубоко внутри. Двигаясь внутрь и наружу, в том же лихорадочном ритме, что и его язык. Он твердел, как кол, от одной мысли об этом.
Кейт была такой сладкой, такой невероятно горячей…
Его рука сильнее обхватила ее спину, притягивая ближе. Грегор чувствовал бусинки ее сосков, прижавшиеся к его груди, и в один миг едва контролируемый поцелуй исчез и превратился в голодный бушующий ураган желания, поглотивший все его благородные намерения и выплюнувший их как кучу мусора, коим они и являлись.
Не о каком «просто поцелуе» не могло быть и речи, когда дело касалось Кейт. Стрела хотел ее так, как никогда в жизни… не хотел никакую другую женщину. Кейт с мощью разнесла стальные бразды его контроля, как будто они были прядью гнилых ниток. Грегор не понимал, как это случилось, не хотел об этом задумываться, просто знал это.
Он запустил пальцы в шелковые волосы, обнял Кейт за затылок и прижался к ней губами еще сильнее. В ответ она глухо застонала и крепко обняла его, и Грегор окончательно утратил самоконтроль, позабыв о чести и доводах рассудка.
Она не облегчала ему задачу. Кейт целовала его с каждой частицей страсти, которую испытывала, издавая эти тихие хриплые стоны, которые доводили Стрелу до исступления. Ее руки скользили вниз по его плечам и держали, словно никогда не отпустят, ее пальцы впивались в его мышцы с силой и нетерпением, говорившими, насколько именно ей нравится то, что он делает с ней. Очень!
Он зарычал, понимая, что должен немедленно остановиться.
Но как, черт возьми, устоять против этой теплой, безумно нежной кожи, пахнущей полевыми цветами, против губ, мягких и сладких, как нагретый мед, и волос – Грегор провел по ним рукой – волос, которые скользят между пальцев, как шелк?
И это тугое маленькое тело, прижатое к его груди, упругие выпуклости ее груди с твердыми розовыми сосками, впивающимися в него, намекающими, каково будет почувствовать ее обнаженное тело. Но этого было недостаточно. Грегору хотелось почувствовать ее всю. Почувствовать ее под собой. На себе. На всех четырех перед ним. Каждым способом.
Было бы так легко откинуть Кейт на кровать и ощутить весь контакт, обнаженный контакт, которого он так хотел. Кожей к коже. Стрела желал видеть ее сильное стройное тело распростершим под ним. Хотел сосать крошечные соски, касавшиеся его груди, проложить путь к стройным изгибам ее живота и попробовать чувствительное место между ее ног.
Господи, он очень хотел этого! Ощутить ртом эти резкие спазмы… ощутить вкус ее удовольствия…
Грегор зарычал, не прерывая поцелуя, пока эротические видения кружились в его голове, заставляя восстать его естество. Желание придавило его словно камнем. «Дотронься до нее. Возьми ее. Сделай ее своей». Оно колотилось в его крови, искрило на каждом нервном окончании и, кажется, командовало каждой костью в его теле.
Стрела тяжело дышал, сердце стучало в груди и ушах, кожа стала горячей и чертовски натянутой, нужда гудела в каждой мышце и вене его тела. Кейт была практически под ним, ее тело растянулось под его телом. Он так ее желал, что его практически трясло.
В этот момент все казалось правильным. Но где-то в глубине затуманенного сознания Грегор знал, что совершает ошибку.
За всю свою жизнь он лишил невинности только одну женщину и жалел об этом с тех самых пор. Тогда он был семнадцатилетним юнцом, потерявшим голову от похоти, чьи слабые попытки проявить благородство довольно быстро растаяли от нескольких просьб и страстных слов любви. Теперь он – опытный мужчина, который все понимает и знает, как все должно быть. Кейт заслуживает свадьбу, мужа и брачное ложе. А не беспорядочное, безумное от желания совокупление в момент слабости. Он должен успокаивать ее, а не соблазнять.
