Таким образом, благодаря поэтапному сочетанию дирижистских и либеральных методов в осуществлении реформ (а не применению методов «шоковой терапии», уничтожающих ослабленное производство) Британии удалось справиться с трудностями переходного периода, избавиться от клише «больного человека Европы» и восстановить свою конкурентоспособность на международных рынках
[156].
Длительное применение «нерыночных» методов в послевоенный период восстановления непосредственно поспособствовало тому, чтобы сегодня, с позиции деятельности бизнеса, Великобритания вновь могла выступить в качестве наиболее привлекательной экономики Европы. Уровень налогов в стране ниже, чем в странах «Большой семерки» и большинстве «старых» членов Евросоюза. По индексу лёгкости ведения бизнеса Британия входит в десятку стран-лидеров. В 2013 г. Великобритания возглавляла международный рейтинг Всемирного банка по доступности кредитных ресурсов
[157]. Последнее обусловлено, в частности, тем, что британские кредитные бюро обеспечивают беспрецедентно высокий уровень защиты прав кредиторов благодаря владению исчерпывающей информацией о финансовых возможностях заемщиков (что не совсем согласуется с одним из главных принципов либерализма – права на неприкосновенность частной жизни). Кроме того, малый и средний бизнес во многом опирается на помощь государства, которое стимулирует предпринимательскую инициативу через ряд эффективных механизмов финансово-кредитной поддержки.
Главным достижением взаимодополнения дирижистских и либеральных подходов в осуществлении курса британских реформ стало возрождение Лондона в статусе мирового рантье. По неписаным законам, в периоды кризисов слабые компании уходят с рынка, тогда как более эффективные компании за их счет увеличивают свою финансовую мощь и становятся еще сильнее. Действие этого положения хорошо иллюстрирует Лондон (а точнее лондонский Сити), который, несмотря на финансовый кризис, до 2013 г. возглавлял рейтинг крупнейших финансовых центров мира (в 2014 г. Лондон формально уступил первенство Нью-Йорку, фактически сохранив за собой лидерство на крупнейших международных финансовых рынках, но уже в сентябре 2015 г. снова вернулся на первую строчку в рейтинге). В 2009 г. британские банки Royal Bank of Scotland, Barclays и HSBC вышли, соответственно, на первое, третье и пятое место в мировой банковской иерархии по размеру финансовых активов
[158]. И снова восстановлению стабильности способствовало государство, которое путем осуществления частичной или полной национализации крупнейших частных банков страны, а также с помощью беспрецедентной денежной эмиссии для покрытия непомерно растущего дефицита государственного бюджета буквально «за волосы» вытащило из кризиса разбалансированную банковскую систему.
Роль государства в антикризисной поддержке финансового сектора в США была еще более показательной, а вернее сказать, беспрецедентной. Во время кризиса 2008–2009 гг. в США практически были национализированы крупнейшая в мире страховая компания American International Group, крупнейший автомобильный концерн General Motors, а также банки Citigroup и Bank of America. Данный ход событий нобелевский лауреат Дж. Стиглиц прокомментировал так: «Страна, в которой социализм очень часто подвергается анафеме, столкнулась с риском социализации и стала беспрецедентно вмешиваться в деятельность рынков»
[159]. С учетом всех предоставленных гарантий и спасательных операций, помощь государства составила около 12 трлн, долл, или почти 80 % ВВП. Дж. Стиглиц пишет: «Уолл-стрит получила деньги в таких количествах, о которых даже самые коррумпированные руководители в развивающихся странах никогда и не думали в самых смелых своих мечтах»
[160].
Статус мирового рантье является главным фактором, определяющим элитные ниши на англо-американском рынке занятости. «Недвижимость и финансовые службы, – отмечает французский философ и экономист Ж. Аттали, – подкармливающие друг друга, вместе составляют 40 % роста американского частного сектора и более 50 % общего роста в Великобритании… Молодые специалисты все чаще идут в недвижимость, банки и страховые компании. А труд ученых и инженеров обесценивается»
[161].
Характерно, что наряду с американцами англичане получают максимальные выгоды и от глобализации. Статус глобального банкира предоставляет Британии практически неограниченные возможности в потреблении развлекательных товаров и услуг, предметов роскоши, включая недвижимость, автомобили, бриллианты, изысканные вина, модную одежду, парфюмерию и косметику. Англия имеет второе по величине в мире отрицательное сальдо внешней торговли товарами после США, размер которого увеличился в десять раз за последнюю декаду. Урегулирование платежного баланса достигается тем, что Великобритании принадлежит второе место в мире после США по объему экспорта коммерческих услуг, в первую очередь, конечно же, финансовых.
Следует подчеркнуть, что, будучи крупнейшими потребителями, англичане выбрасывают гораздо больше продуктов питания, чем любая другая страна: от 20 % до 40 % всего, что они покупают и выращивают каждый год, оказывается в мусорном баке. Согласно проведенному консалтинговой фирмой «С-Tech Innovation» исследованию, ежегодно выбрасывается 17 млн. тонн неиспользованных продуктов, стоимость которых оценивается в десятки миллиардов фунтов стерлингов. Также англичане занимают первое место в Европе по употреблению наркотиков, в частности кокаина. Национальная статистическая служба ведет официальный учет наркотиков в расходах домашних хозяйств, доля которых в ежемесячной потребительской корзине вместе с табачными и алкогольными изделиями составляет 4 %.
Американский политолог Ф.Закария называет кодексы поведения англо-американских элит «искусственными, этноцентричными и подчас лицемерными». Со ссылкой на историка Джона Люкакса он утверждает, что англосаксонское лицемерие является «цементом, скрепляющим цивилизацию воедино»
[162]. Еще более безапелляционно оценивает роль США член Римского клуба Б.Гаврилишин, который отмечает, что после окончания холодной войны США «монополизировали правду и без лишней скромности стали поучать мир, что следует делать, а что не следует»
[163]. Популярный американский журналист Джонатан Роуч пришел к выводу о том, что «государство в Америке, возможно, превратилось в то, чем оно, скорее всего, и останется: чрезмерно разбухшей структурой, по большей части живущей своей собственной жизнью. На 10–20 процентов она контролируется политиками и избирателями, а на 80–90 процентов – тысячами клиентских групп»
[164].
