Как только стало известно, что Брежнев намеревается посетить Вроцлав и посмотреть финальный матч между сборными Польши и СССР, его охрана, а также польское Бюро охраны правительства МВД ПНР засуетилось. До вылета высокого гостя оставалось еще несколько часов, поэтому первым во Вроцлав отправился самолет с руководящими деятелями охраны обеих стран, которым предстояло подготовить стадион к приему генсека. Советскую сторону представляли Сергей Королев – заместитель начальника 9-го управления КГБ и Игорь Зоркий, занимавший должность начальника выездной охраны Брежнева.
Прибыв на стадион, они принялись вместе со своими польскими коллегами осматривать территорию. Собственно, в первый раз такая инспекция была проведена пару недель назад, когда только возник вопрос о том, что Брежнев может почтить своим присутствием финал футбольного турнира. Но тогда это делалось на скорую руку. Теперь же охранникам предстояло подойти к этому событию более скрупулезно – осмотреть стадион сверху донизу, не пропустив ни одного потенциально опасного места.
Разбившись на группы по нескольку человек, охранники взялись за тщательный осмотр трибун стадиона (они вмещали 35 тысяч человек) на предмет обнаружения взрывчатых веществ или иных предметов, которые могли нести в себе какую-либо угрозу жизни генсека. Были осмотрены подтрибунные помещения, включая и раздевалки футболистов, а также и вся прилегающая к стадиону территория.
Когда Костров и двое его польских коллег подошли к комментаторской кабине, на ее дверях висел замок.
– Надо открыть, – потребовал Костров, и его просьба была немедленно выполнена работником стадиона.
Войдя внутрь помещения, Костров внимательно его осмотрел, а потом подошел к большому стеклянному окну, из которого открывался прекрасный вид на зеленый газон. С этого же места была прекрасно видна и противоположная трибуна, где находилась гостевая ложа, в которой должен были восседать Брежнев, Герек и другие руководители.
– А кто сегодня будет комментатором матча? – спросил Костров у работника стадиона.
– Пан Августин Квятек, – ответил мужчина. – Это наш известный комментатор, он всегда комментирует матчи нашей сборной, а также местной команды «Шленск».
– Когда он должен подойти?
– Обычно он приходит за час до начала матча.
Выслушав ответ, Костров еще раз окинул взором комментаторскую кабину, где кроме стола с микрофоном и пары стульев больше ничего не было, и первым вышел наружу.
22 июля 1974 года, понедельник, Вроцлав, Олимпийский стадион, подтрибунный коридор
Бесков подошел к двери, ведущей в раздевалку польской сборной и громко в нее постучал. Вскоре на стук наружу выглянул незнакомый мужчина – это был второй тренер.
– Позовите, пожалуйста, Казимежа, – попросил незнакомца Бесков, имея в виду старшего тренера сборной Польши Казимежа Гурски.
Спустя полминуты в коридор вышел тот, ради которого Бесков сюда и пришел. С Гурски он был знаком давно, еще с середины 60-х, но их сегодняшнее противостояние было первым – до этого в ранге старших тренеров национальных команд они на поле еще не пересекались.
– В чем дело, Костя? – спросил Гурски на чистейшем русском языке, пожимая руку своему коллеге.
– Хочу задать тебе один прямой вопрос, Казн: с тобой на самом верху никто не разговаривал по поводу сегодняшней игры? – спросил Бесков.
– А с тобой? – вопросом на вопрос ответил поляк.
– Со мной разговаривали и настоятельно рекомендовали проиграть в честь вашего праздника.
– Мне рекомендовали то же самое, но с другой формулировкой: чтобы не огорчать вашего генерального секретаря – улыбнулся Гурски. – Получается, что сегодня победителей в игре не будет?
– Должен быть, Казн, – глядя прямо в глаза своему коллеге, произнес Бесков. – Именно за этим я к тебе и пришел. Давай пошлем всех этих политиков к чертовой матери и сыграем так, как нам наша спортивная совесть подсказывает.
– Хочешь сыграть ва-банк?
– Именно. Устал терпеть диктат этих сующих во все свой нос политиков. Мы же с тобой спортсмены и футбол для нас – это жизнь, а не политические игрища.
– Как хорошо ты это сказал, – улыбнулся Гурски. – Значит, играем по-честному, без дураков?
– До «кровянки», как говорили в моем детстве, – улыбкой на улыбку ответил Бесков.
– Что такое до «кровянки»?
– То есть, до первой крови – значит, по-настоящему, не поддаваясь.
– Договорились, хотя моим ребятам будет трудновато – мы почти полночи сегодня не спали.
– Почему? – удивился Бесков.
– Мы же в пансионате поселились, прямо на берегу Одры. И надо же такому случится, сегодня ночью там так громыхнуло и полыхнуло, что пламя стояло до небес. Яхта на Одре взорвалась – прямо неподалеку от нашего пансионата.
– Какая яхта – «Магнолия»? – от этого неожиданного сообщения Бесков даже отшатнулся от коллеги.
– Названия ее не знаю, но горела она до утра – пожарные с трудом потушили.
– А люди на яхте были?
– Говорят, что да – какие-то русские, приехавшие к нам на праздник. Эта трагедия у меня до сих пор перед глазами – всю ночь заснуть не мог.
Бесков стоял ни жив, ни мертв, буквально раздавленный этим сообщением. Еще вчера он был гостем на «Магнолии», а теперь, получается, те, с кем он так мило общался, погибли все до одного. И яхта стала их братской могилой.
– Что с тобой, Костя? – тронул тренера за локоть его польский коллега.
– Ничего, не обращай внимания, – вышел из короткого оцепенения Бесков. – Значит, договорились – бьемся по-настоящему.
Друзья пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны, вполне удовлетворенные итогом их недолгою разговора.
22 июля 1974 года, понедельник, пригород Вроцлава, дорога к Олимпийскому стадиону
Проехав мост через канал на подъезде к Вроцлаву, Кравчик еще раз взглянул на свои наручные часы – они показывали, что до начала футбольного матча остается каких-то десять минут. Если он будет ехать с такой же скоростью, то рискует опоздать к началу второго тайма – времени, когда ему необходимо было быть на стадионе как штык. Можно было, конечно, на полных скоростях рвануть к месту игры, но это было чревато – на него могли обратить внимание инспекторы по контролю за дорожным движением. И тут Кравчика внезапно осенило. «Почему я должен бояться «дорожников»? – подумал боксер. – Не лучше ли будет попросить их о помощи?»
Спустя пять минут Кравчик тормознул у первого же поста дорожной милиции и, выйдя из «Фольксвагена», вошел в расположение поста.
– Матка боска, да это же Анджей Кравчик! – воскликнул молоденький сержант, едва боксер переступил порог помещения.
– Точно – он! – с не меньшим восторгом заголосил напарник сержанта. – А вчера передали, что вы погибли!
