– Я вот все думаю про писателя из Калифорнии, ну, того, что книгу об убийцах пишет. Я всю жизнь среди уголовников провел – сначала в тюрьму их сажал, теперь вот охраняю. Все они одинаковые, такими уж уродились: у кого талант к рисованию или к баскетболу, у кого – к преступлениям. И у каждого жалостливая история найдется, только плевать я хотел на их страдания.
Мы вошли в кафе, заказали еду и за обедом Спэла больше не упоминали, говорили о всяких пустяках. Наконец Мэтт спросил:
– Слушай, а с чего ты за все это взялся? Тебе больше делать нечего?
Я решил во всем ему признаться – лгать мне не хотелось, да и жалеть меня Мэтт не станет.
– Полгода назад я заметил, что память у меня уже не та, что раньше, особенно на имена и названия улиц. Я стал тренировать память – ну, кто в каком фильме снимался, кто какие песни исполнял, с каким счетом бейсбольный матч закончился, – но особо не помогало, тогда я обратился к врачу. Он меня расспросил, заставил анкеты всякие заполнить и через две недели сообщил мне диагноз…
– Ох, только не говори, что…
– Хорошо, не скажу.
Мэтт укоризненно посмотрел на меня, и я кивнул:
– Да, Альцгеймер в ранней стадии. Нет, в туалет сходить я пока не забываю; чтó вчера на ужин ел, тоже помню. Но врач посоветовал стимулировать мыслительную деятельность, кое-какую литературу почитать, фильмы посмотреть. А тут еще этот журналист, который взялся расследовать убийство Видера… Он попросил документы из архива, прислал мне свои изыскания, вот я и решил, что для стимуляции мышления такое расследование гораздо лучше, чем запоминать всякие бесполезные факты. Вдобавок я всегда считал, что дело это провалил из-за пьянства… В общем, потом я тебе позвонил, и вот, приехал.
– Если честно, не знаю, стоило ли ворошить прошлое, – вздохнул Мэтт. – Я тебе про Спэла между прочим сказал, смеха ради. Вот уж не думал, что ты из-за него приедешь. А еще и болезнь эта…
– Знаешь, для меня это очень важно. Я обязан выяснить, что же все-таки тогда произошло и как я убийцу упустил. Через год-другой, в лучшем случае через три, я про Видера напрочь забуду и о том, что копом был, тоже не вспомню. Потому и хочу сейчас все разгрести, – в конце концов, это ведь по моей вине дело нераскрытым осталось.
– Напрасно ты себя этим грузишь… – Мэтт подозвал официантку и попросил кофе. – Мало ли что в жизни бывает – есть белые полосы, а есть и черные. Ты всегда честно служил. Мы тебя все уважали. Ну, знали, что ты выпить не дурак, но надо же как-то стресс снимать, ведь копы каждый день с дерьмом сталкиваются… Так что не вороши прошлое, лучше о себе подумай. – Помолчав, он спросил: – А тебе курс лечения прописали? Таблетки там или еще что…
– Таблетки я пью и всем советам врачей следую, но надеяться особо не на что. Я в интернете про болезнь Альцгеймера почитал, она неизлечима. Так что это вопрос времени. Осталось только договориться, чтобы взяли в дом престарелых, когда совсем худо станет.
– Может, все-таки переночуешь у нас? Мы б с тобой поговорили…
– Нет, спасибо. Билет менять слишком дорого. Я лучше потом еще раз приеду – делать-то мне все равно нечего.
– Конечно приезжай. Мы тебе всегда рады. Только в тюрьму больше ни ногой.
– Договорились.
Мэтт отвез меня в аэропорт. У меня возникло странное ощущение, что видимся мы в последний раз, и я долго смотрел ему вслед – Мэтт рассекал толпу, как океанский лайнер волны.
Три часа спустя я приземлился в Ньюарке, взял такси и поехал домой. Таксист поставил диск со старыми вещами Creedence Clearwater Revival, и на меня нахлынули воспоминания о первых днях знакомства с Дианой. Мы встретились на пикнике, я потерял ее номер телефона, потом столкнулся с ней в кинотеатре… а первую нашу ночь мы провели в каком-то мотеле на побережье Нью-Джерси. Как ни странно, воспоминания эти были четче и ярче, чем впечатления, оставшиеся после визита в тюрьму Потоси.
Когда расследуешь запутанное и сложное дело, какая-то часть рассудка продолжает об этом думать, даже если мысли заняты другим. Я расплатился с таксистом, открыл входную дверь и на пороге решил, что признание Спэла – чистая правда, лгать ему было незачем. А вот Дерек Симмонс тридцать лет назад соврал следствию. И теперь я собирался выяснить почему.
Глава третья
Два дня спустя я позвонил Симмонсу и тут же отправился к нему, обнаружив адрес в заметках Джона Келлера. Симмонс жил по соседству с полицейским управлением Принстона. Я приехал к нему часа в три пополудни. Тяжелые тучи наконец пролились дождем на черепичные крыши.
Внешности Симмонса я не помнил – когда я расследовал дело, Дереку Симмонсу было слегка за сорок, так что сейчас я ожидал встречи с дряхлым стариком. Однако, несмотря на глубокие морщины и седину, он выглядел гораздо моложе.
Я представился, и он сказал, что смутно помнит следователя, больше похожего на священника, а не на копа. Вспомнив, что Келлер упоминал сожительницу Симмонса, Леонору Филлис, я спросил, где она. Симмонс сказал, что Леонора уехала в Луизиану ухаживать за матерью после операции.
Он провел меня в гостиную, усадил на диван и угостил кофе, приправленным корицей, объяснив, что научился этому у Леоноры, уроженки Луизианы. Потом он наполнил свою кружку и закурил, придвинув пепельницу, утыканную окурками.
– Вот я бы вас не признал, если б случайно где увидел, – сказал Симмонс. – Если честно, мне вообще хочется об этом деле забыть. Тут пару месяцев назад какой-то журналист приезжал, все вынюхивал.
– Да, мы с ним беседовали.
Сверяясь с записями в блокноте, я рассказал Симмонсу о признании Фрэнка Спэла. Симмонс слушал меня внимательно, не прерывая; он изредка отхлебывал кофе и курил одну сигарету за другой. Когда я завершил рассказ, Симмонс предложил мне еще кофе. Гора окурков в пепельнице грозила просыпаться на столешницу красного дерева.
– Надеюсь, теперь понятно, почему я счел нужным с вами встретиться, – сказал я.
– Нет, – ответил он. – Ничего мне не понятно. Почти тридцать лет никто меня об этом деле не спрашивал, а теперь всех любопытство разобрало. С чего бы это вдруг? Мне об этом говорить неприятно. Профессор был моим единственным другом.
– Дерек, вы помните свои показания тридцать лет назад? Вы их не так давно журналисту повторили?
– Помню, конечно.
– Так вот, не стыкуются они с рассказом Спэла. Он утверждает, что в тот вечер прятался в саду, за домом. Вы говорили, что в то же время, то есть в девять часов вечера, прятались в том же месте. Неужели вы друг друга не заметили? Вы сказали, что в гости к профессору пришла Лора Бейнс, а потом явился Ричард Флинн и устроил скандал, после чего Лора уехала. А позже вы якобы видели ее машину у дома. Спэл о Лоре даже не упоминал. Он утверждает, что профессор был с Ричардом Флинном и что они не ссорились.
Все расхождения в показаниях Симмонса и Спэла я аккуратно, по пунктам записал в своем блокноте.
