В декабре 1919 г. в приграничных с Ток-Чуранским кантоном чувашских селениях Боголюбской, Графской и Вознесенской волостей Бузулукского уезда началось стихийное движение крестьян под лозунгом присоединения к Башкирии. Поводом к нему стали слухи, которые распространяли в том числе и жители соседних башкирских деревень о том, что в Башкирии якобы «ни хлеб, ни скот отбирать не будут, как это делает советская власть в Российской республике», мол, разрешат вольную торговлю, и не будет коммунистов. В связи с этим в селениях устраивались собрания, на которых составляли письменные протоколы и списки желающих поступить в Башреспублику. Выбирали представителей и со всеми материалами о присоединении отправлялись в Ток-Чуранский кантон, где сообщали о своем решении его руководству
{761}. Одновременно скрывавшиеся в селах дезертиры объявляли себя гражданами Башреспублики. Когда органы власти Самарской губернии осознали опасность этого движения, были приняты соответствующие меры: арестовали зачинщиков, урегулировали ситуацию с руководством Башкирии. При этом арестованные крестьяне пытались «разыграть национальную карту». В частности, как отметил в своем докладе в Самарский губисполком от 2 февраля 1920 г. представитель Наркомвоена БАССР при Реввоенсовете Туркестанского фронта М. Халиков, чуваши доказывали, «что по родству они очень близки к башкирам, изъясняются по-башкирски, а потому предпочитают для своей целесообразности жить вместе с башкирами, а не русскими». В то же время он указал, что причиной подобного развития событий стала «неинформированность населения Бузулукского уезда» «о башкирской автономии». Ситуация успокоилась, как только крестьяне убедились, что и в Башкирии, так же как и повсюду, советская власть проводит единую политику: взимает продразверстку, налагает натуральные повинности и т. д.
{762}
Таким образом, мы видим, что реальная подоплека стремления крестьян Самарской губернии к вхождению в состав территории, контролируемой Башкирским ревкомом, была продиктована желанием освободиться от продразверстки и других государственных повинностей. Национальный момент при этом был лишь поводом.
Документы повстанцев-«вилочников» свидетельствуют, что мотивы крестьянского недовольства и цели движения остались прежними: устранение от власти коммунистов, сохранение советского строя. Об этом говорят лозунги восставших. Наряду с приведенными нами выявлены и другие, близкие им по содержанию: «Да здравствует советская власть, бей коммунистов», «Да здравствует Красная Армия», «Долой коммунистов», «Да здравствуют социал-демократы большевики», «Да здравствует советская власть с чернорабочими» и др. При этом сохраняется и прежняя традиция отделять местных коммунистов от центрального руководства Советской Республики. В этой связи характерным был лозунг: «Да здравствуют товарищи Ленин, Троцкий и советская власть». То, что эти политические фигуры рассматривались крестьянами в качестве деятелей, от которых зависела их жизнь в плане ее улучшения и увязывалось само существование советской власти, на наш взгляд, подтверждает следующий факт. По мнению делегатов состоявшейся 3 марта 1920 г. партийной конференции РКП(б) Белебеевского уезда Уфимской губернии, одной из причин восстания стал слух о том, что «т. Ленин убит, а Троцкий сбежал в Сибирь»
{763}.
Так же как и в ходе «чапанной войны», повстанцы выступали за соблюдение демократических норм при формировании органов власти: «народное правительство, избранное тайным и равным для всех голосованием».
В то же время, как видно из анализа источников, на первый план выходят два лозунга: «Да здравствует свободная торговля» и «Долой гражданскую войну». Им созвучны лозунги: «Громи ссыпные пункты». «Долой выкачку хлеба», «Долой продотрядников», «Долой хлебную разверстку и трудовую повинность» и т. п. Их выдвижение свидетельствует о возросшем недовольстве крестьян «военно-коммунистической политикой» большевиков и продолжающейся Гражданской войной.
В целом можно констатировать, что «вилочное восстание» по своему характеру не было антисоветским и контрреволюционным. Неприятие коммунизма не выходило за рамки осуждения действий местной власти и в большинстве своем не распространялось на центральное руководство.
В крестьянском движении в Поволжье после «вилочного восстания» можно условно выделить два взаимосвязанных потока: первый — массовый стихийный протест, протекавший в форме спонтанных выступлений крестьян на почве недовольства своим положением, второй — вооруженное повстанчество, организованное в форме мобильных военизированных отрядов и групп, избравших тактику партизанской войны. В первом случае лозунги крестьянских выступлений, как правило, выдвигались стихийно и не являлись заранее подготовленными программными документами. Они выражались в устной форме и были актуальны в пределах охваченного волнением селения.
Совершенно иная ситуация наблюдалась во втором случае. Повстанческие отряды, совершавшие рейды по территории уездов, население которых «морально и материально» поддерживало их, были заинтересованы в соответствующей «идеологической подпитке». Поэтому руководство отрядов придавало большое значение агитационно-пропагандистской работе среди крестьян. Поскольку в организационном отношении повстанческие отряды воспроизводили структуры Красной армии, то по ее образу и подобию они создавали у себя специальные органы для ведения идеологической работы среди населения и личного состава. Например, в одном из крупнейших повстанческих соединений, действовавших в Поволжье в 1921–1922 гг., — отряде бывшего сподвижника Сапожкова В.А. Серова, существовал Отдел пропаганды, издававший и распространявший среди крестьян листовки и воззвания
{764}. Аналогично складывалась ситуация и в других крупных повстанческих отрядах. В листовках и воззваниях повстанцы развернуто и аргументированно излагали причины и цели движения. Эти документы дают исчерпывающее представление о характере движения, о взглядах его руководителей на весь спектр волнующих крестьянство проблем.
В ходе массового стихийного движения, развернувшегося в регионе в 1920–1921 гг., крестьяне практически не оставили «эпистолярного наследия». Поэтому о его лозунгах, крестьянском восприятии существующей ситуации и перспективах ее развития мы можем судить на основе отрывочных сведений, содержащихся в документах институтов, задействованных на «крестьянском фронте»: ВЧК-ВОХР-Красной армии и др. Среди них наибольшую ценность представляют информационные материалы губчека-ВЧК. В них дается подробное описание крестьянских настроений, а также случаев стихийного крестьянского протеста, имевших место в регионе. Изучение оперативных и аналитических сводок губчека показало, что в 1920–1921 гг. рост крестьянского недовольства был обусловлен резким ухудшением общего положения деревни в результате усиления налогового пресса. В лозунгах, которые выдвигались в ходе прокатившихся по региону массовых стихийных крестьянских выступлений, а также в зафиксированных органами ВЧК многочисленных устных заявлениях крестьян присутствовали одни и те же сюжеты — обвинения в адрес коммунистов за политику продразверстки и непрекращающуюся Гражданскую войну, изматывающие крестьянское хозяйство. Причем так же как и в ходе «вилочного восстания» эти обвинения взаимосвязаны: крестьяне считают, что продразверстка обеспечивает коммунистам возможность продолжать Гражданскую войну, поэтому война и не заканчивается. Новым мотивом стало обвинение власти в намеренном и вполне осознанном характере антикрестьянской политики. Отсюда крайне резкий и нередко буквально пронизанный ненавистью характер крестьянских оценок и лозунгов. Так, в конце 1920 — начале 1921 гг. в деревнях прошел слух о намеренной организации коммунистами голода с целью уничтожения крестьянства как сословия. Впервые власть коммунистов крестьяне начинают сравнивать с новым крепостным правом. Показателем их неприязни и ненависти к политике коммунистов стали постоянно циркулирующие в селениях Поволжья разговоры о близкой кончине советской власти, гибели большевистских лидеров, всевозможных антикоммунистических восстаниях, якобы охвативших территорию региона и страны, белогвардейских заговорах, направленных на восстановление в России монархии и власти помещиков
{765}.
