Говоря об общинной психология крестьянства, Булдаков отмечает такие его качества как «коллективное долготерпение» и «стадная ярость», сочетание эмоционального и рационального в поведении. «Специфичность соотношения эмоционального и рационального в крестьянском движении, — отмечает он, — позволяла властям при истощении запаса его пассионарности управлять общинной психологией в своих интересах. Но тоже до определенного предела». В данном контексте им ставится проблема «выявления зависимости между характером частного землевладения, обеспеченностью крестьян землей и угодьями и формами протекания аграрной революции — вплоть до коллективизации». Главный вывод автора звучит следующим образом: «Общинная революция протекала в русле общей психопатологии смуты. Ее можно рассмотреть и как одну из форм умопомрачения»
{199}.
В подобном же ключе написана монография В.Л. Телицына под характерным названием: «“Бессмысленный и беспощадный”? Феномен крестьянского бунтарства 1917–1921 годов»
{200}. «Общинный традиционализм, поднявшийся на борьбу со всем тем, что препятствует привычному функционированию деревенского «мира», будь то развитие капиталистических отношений в аграрном секторе, «средневековый помещичий латифундизм или пролетарский революционизм», — таковым представляется Телицыну «феномен крестьянского сопротивления в годы гражданской войны»
{201}.
На наш взгляд, данные оценки верны лишь отчасти. Они характеризуют обычное состояние общества, переживающего революционные потрясения, но все же не объясняют их причины. Кроме того, например, тот же В.П. Булдаков противоречит сам себе, заявляя, с одной стороны, об «умопомрачении» крестьянства, а с другой — констатируя факт его необычайной способности к самоорганизации: «первыми на самый многочисленный съезд общероссийского уровня съехались представители самого забитого сословия». Вряд ли можно назвать «умопомрачением» всероссийские крестьянские съезды, развеявшие миф о «бессмысленности и беспощадности мужицкого бунта».
Об этом убедительно сказано в монографии В.М. Лаврова — «Крестьянский парламент» России (Всероссийские съезды Советов крестьянских депутатов в 1917–1918 годах») (М., 1996). Автор справедливо отмечает, что в литературе крестьяне как «самостоятельная своеобразная политическая сила исследовались совершенно недостаточно». Поэтому им и предпринята попытка «показать крестьянство в качестве самостоятельного субъекта революции на примере его Всероссийских съездов». Охарактеризовав деятельность дооктябрьских и послеоктябрьских съездов, Лавров делает вывод концептуального значения: «…самороспуск их исполкома и объединение Советов означало упразднение самостоятельной всероссийской классовой организации крестьян. Это облегчало большевикам отход от осуществления Декрета о земле и Закона о социализации земли, благоприятствовало превращению крестьянства в политически и экономически неполноправный класс со всеми вытекающими отсюда последствиями»
{202}.
Этой теме посвящены и публикации А.А. Куренышева, повествующие об истории Всероссийского Крестьянского Союза
{203}.
Таким образом, стихийный характер крестьянских восстаний периода «военного коммунизма», «приступы стадной ярости», «умопомрачение» от окружавшей реальности были обусловлены именно вышеназванным обстоятельством: отсутствием у крестьян других способов защитить свои интересы. Это заключение подтверждается выводами В.В. Журавлева, к которым ученый пришел в результате исследования истории обсуждения аграрного вопроса в Государственной Думе России в 1906–1917 гг. В его статье убедительно показано, что нежелание и неспособность самодержавия мирным путем решить вопрос о земле в пользу крестьян сделали неизбежным революционный взрыв в стране
{204}.
Характеризуя историографию проблемы, нельзя не остановиться на работах зарубежных авторов. В брошюре О.Л. Шадского, посвященной анализу всей англоязычной литературы, касающейся темы крестьянства и советской власти в годы революции и Гражданской войны, сделано очень точное, на наш взгляд, наблюдение: многие оценки современных российских авторов по сути дела заимствованы у их зарубежных коллег, высказавших их еще в 1960–1980-е гг.
{205}
Среди работ западных ученых, посвященных проблеме крестьянского движения в годы революции и Гражданской войны либо ее затрагивающих, наибольшую научную ценность для специалистов, по нашему мнению, представляют публикации М. Левина, Т. Шанина, О. Файджеса, А. Грациози и др.
{206}
Особое место в зарубежной и отечественной историографии проблемы занимает монография британского историка Орландо Файджеса «Крестьянская Россия, гражданская война. Поволжская деревня в революции (1917–1921)». Это первая работа зарубежного исследователя, посвященная крестьянскому движению в Поволжье в указанный период. Она заметно выделяется на фоне легковесных, слабо документированных и политизированных изданий не только зарубежных, но и российских исследователей. О. Файджес рассматривает проблему в широком спектре социоэкономических, культурных и институциональных взаимоотношений в контексте общего развития России в начале XX века. Причину крестьянского протеста периода Гражданской войны он связывает с проблемой взаимоотношения крестьянства с государством. По его мнению, проводимая большевиками политика «военного коммунизма» и средства ее осуществления оттолкнули крестьян от большевистской власти. О. Файджес рассматривает организационные основы крестьянского движения, его идеологию в неразрывной связи с общиной, с общинными по духу представлениями крестьян о праве трудиться на земле, о роли своего сословия в жизни государства, о своих крестьянских правах и обязанностях. Он считает, что крестьянская община была центром аграрных преобразований, а общинные порядки выступали как регуляторы крестьянской революции. Также он отмечает, что в противовес большевистским прогнозам связи между крестьянами различного имущественного статуса оказались сильнее, чем ненависть бедноты к кулакам. Именно по этой причине, по мнению Файджеса, комбеды не смогли привить пролетарскую, классовую сознательность беднейшим крестьянам в 1918 г. Крестьянские восстания против комбедов были не кулацкими, не контрреволюционными — они объединили крестьянство деревни в защиту своих собственных революционных организаций, которые возникли из традиционных институтов крестьянского общества во время аграрной революции. Файджес указывает, что конфликты комбедовского периода «знаменовали начало широкой борьбы между устойчивыми крестьянскими институтами революции и теми органами городского социализма, которые гражданская воина принесла в деревню»
{207}.
